Ирина судорожно сглотнула. Это был неожиданный удар, но она сохранила лицо и даже смогла улыбнуться в ответ на его улыбку.
– Помнишь героиню Алентовой в «Москва слезам не верит»? Ты думаешь, ей было легко? А сколько слёз, боли и бессонных ночей осталось за кадром. Ты думаешь, она особенная? Нет, такая же трусиха. Но смогла себя преодолеть.
– Ты о чём?
– Так, ни о чём. Предваряю твои возможные жалобы на судьбу.
– Их не будет.
– Нет? И отлично, – и Евгений накинулся на жасминовый чай и пирожки, будто накануне не съел целиком огромную пиццу и не выпил, по меньшей мере, три кружки пива. А Ирина вдруг вспомнила сон, от которого проснулась посреди ночи. Ей приснилась кудрявая девочка с большими серыми глазами, которая сидела на высоком стульчике для кормления и улыбалась. И Ирина во сне поняла, что это её дочка.
Ирине вдруг стало страшно. Даже не то, чтобы страшно, а как-то не по себе. По-настоящему страшно ей было лишь однажды.
Тот день она Ирина не забудет никогда. Бабушка привела её в интернат в первый раз. В коридор выбежали плохо одетые дети, в основном, коротко стриженные. Они рассматривали новенькую своими блестящими глазками, у иных в глазах плескалась злость. Это было так страшно, когда за бабушкой закрылась дверь. Ирина проглотила слёзы и повернулась к собратьям по несчастью. В руках она сжимала пупса – подарок мамы, с которым не расставалась, и небольшой узелок с вещами, собранными бабушкой.
«Ты кто?» – спросил бритый наголо мальчик, видимо, главный здесь. «Ира», – тихо сказала Ирина и мысленно сжалась в комок. Что-то подсказывало ей, что нельзя обнаруживать свой страх, что нужно держаться естественно и дружелюбно. «Пошли, покажу, где твоя кровать», – и мальчик исчез за одной из дверей. Ирина послушно пошла следом.
Позже Саша стал её лучшим другом и защитником, а потом и женихом. На выпускном вечере пару Ирина-Александр признали лучшей. Влюблённые строили прекрасные планы на будущее. Однако накануне похода в ЗАГС, когда уже были куплены кольца и красивое платье, Саша погиб в аварии. Ушёл близкий человек. Снова. Интересно, как бы сложилась судьба Ирины, если бы Саша продолжал жить? У него был прекрасный дар рисования, он хотел большую семью и собирался учиться на дизайнера. Хотел купить большую машину, чтобы вся семья с удобством размещалась в ней. Эх, мечты. Как мало общего они имеют с действительностью.
Почему же теперь Ирина испугалась? Просто она не думала о предстоящем материнстве всерьёз. Да, она была рада своей беременности, но не понимала, что маленький человек внутри неё – это и радость, и громадная ответственность. Мать, помимо заботы о своём ребёнке, должна дарить ему свою любовь и наделять счастьем. А откуда взяться счастью, если её душа будто выжжена? Где черпать силы? Она снова одна. Невыносимое состояние. Самым худшим для Ирины было ощущение одиночества, отсутствие дружеского плеча. Это лишало её сил, колебало почву под ногами.
Прошлое не отпускало. Оно затихало, маскировалось и пряталось, но не исчезало полностью. Ждало в засаде, словно дикий зверь свою жертву. И когда Ирина слабела, прошлое набрасывалось на неё и душило неясными опасениями, неизвестностью.
Как же хотелось в детство. Забиться под мамино крылышко и замереть, уткнувшись в её тёплое плечо. И вдруг Ирина почувствовала злость на Ольгу. Злость захлестнула с такой силой, что перехватило дыхание. Ольга, это дитя порока с самых младых ногтей и до недавнего времени, была сейчас счастлива и любима, а Ирина, оставшаяся по вине матери Ольги, сиротой, была одинока и забыта. Как коварна судьба! Ирине показалось, что Ольга отняла у неё счастье, своим рождением и просто своим существованием.
Кулаки сжались от бессилия что-либо изменить. Это был удар, второй по силе после предательства Андрея. Нет, даже первый, потому что, не будь в помине Валерии и её греха, Ирина смогла бы избежать многих ошибок. Не связалась бы с Андреем, да, не связалась бы, потому что сейчас отчётливо понимала, что было много, очень много звонков и звоночков, только уши её были забиты романтической ерундой, а потому – глухи к истине. А самое главное – в жизни Ирины не было бы этих ужасных тоскливых лет сиротства, её бы любили, обнимали, слушали её страхи, разделяли надежды. Ох уж это сослагательное наклонение! Её никогда не обнимут больше и не полюбят, всё досталось сводной сестричке. Все тридцать три удовольствия и муж в придачу. Сердце застучало в груди так сильно, что Ирине показалось, будто оно выпрыгнет прямо на тарелку с недоеденным салатом, и они вместе с Евгением будут его изучать. Бедной сердце, бедная Ирина.