– Немедленно прекрати! – рассердилась Синтия. На лбу ее залегли гневные морщины. Точь-в-точь как у тощего налогоплательщика! Лицо матери пугало, в темных глазах отражалась лишь мертвая пустота без признаков души. Вот кто настоящие недолюди! Вот кто, в отличие от детей, недостоин жить!
Уолтер снова выбежал на улицу играть.
Другие ребята тоже видели фургон. Они сбились в кружок. Стояли, переговаривались, но в основном пинали камушки и давили мерзких жуков.
– К кому приезжали? – поинтересовался Уолтер.
– К Флейшхагерам, за Эрлом.
– Поймали?
– А то. Не слыхал, что ли, как он орал?
– Предки были дома?
– Какое там! Свалили с утра пораньше, типа в мастерскую, свечи в машине заменить.
– А санитаров кто вызвал? – снова спросил Уолтер.
– Понятное дело, они и вызвали. Заявки только от родителей принимают. Главное, сами зассали остаться. Ну и уроды эти Флейшхагеры!.. Эрла жалко, вопил как резаный.
– Знаете, что мы должны сделать? Взорвать фургон и убить водителя, – объявил Уолтер.
Остальные восприняли идею скептически.
– Ага, а потом провести остаток дней в психушке, – протянул один из мальчиков.
– Допустим, не остаток дней, а лишь какое-то время, – заметил Пит Брайд. – Пока тебя не вылечат и не сделают «социально рентабельным».
– Ну и как быть? – растерялся Уолтер.
– Если тебе двенадцать, нет смысла париться.
– А вдруг закон изменят? – не унимался Уолтер, по-прежнему обеспокоенный. Смысл париться был. При появлении фургона у него, как и раньше, тряслись поджилки. Сердце обливалось кровью при мысли о детях, томящихся на Передержке за забором из сетки-рабицы и молящихся, чтобы их успели усыновить прежде, чем кончится отпущенный тридцатидневный срок.
– Ты бывал в Передержке? – Он повернулся к Питу Брайду. – Там ведь сплошь мелкие, некоторые совсем крохи, даже годика нет. Они и понятия не имеют, что их ждет.
– Мелких как раз усыновляют, – вмешался Зак Яблонски, – а вот у тех, кто постарше, шансов выйти мало. Они, конечно, пыжатся, стараются произвести впечатление на потенциальных родителей. Типа поглядите, какой я замечательный. Только никто не верит. Если попал туда, значит, никакой ты не замечательный, а никчемный отказник.
– Тогда шины сдуем, – предложил Уолтер новый план.
– У фургона? Эй, народ, если подкинуть камфорный шарик в бензобак, то через неделю двигатель сдохнет! Вариант?
– Ага, чтобы они потом за нами начали охотиться? – испугался Бен Блэр.
– Они и без того за нами охотятся, – напомнил Уолтер.
– Лучше всего бросить бомбу, – произнес Гарри Готтлиб. – Хотя есть риск подорвать и детей. Чертовы санитары ведь отлавливают в среднем человек по пять в день…
– Вы в курсе про специальный фургон для собак и кошек? – вставил Уолтер. – Раз в месяц их собирают – и в приют для животных. Дальше по схеме: здоровая палата и вакуумные установки. Изверги! Истребляют беззащитных и безобидных зверушек. Спрашивается, за что?
– Чушь, – скривился Гарри Готтлиб. – Не поверю, пока сам не удостоверюсь.
О существовании второго фургона Уолтер знал наверняка, видел целых два раза. Главной целью санитаров были недолюди, но кошками и собаками они тоже не брезговали. Вполне логично – начали с детей, закончили домашними питомцами. Разницы никакой. Закон законом, только кем надо быть, чтобы изо дня в день творить такое? «Некоторые законы созданы, чтобы их нарушать». Так, кажется, говорят? Значит, взорвать проклятый фургон, все зло от него!
Интересно, почему отдельных особей тянет убивать тех, кто слабее? Взять хоть «классический» аборт, когда уничтожают эмбрион, эдакий подвид недочеловека. Беспомощный плод выскабливают без спроса, и никто не заступится, не спасет. Бедняжки погибают, не успев родиться. Бессловесные существа, так и не получившие шанса заговорить. Через руки гинеколога ежедневно проходят сотни таких. Ублюдки поганые! Нагло пользуются полномочиями и, прикрываясь законом, поднимают собственную самооценку. Младенцы тянутся к свету, а их, одного за другим, высасывают вакуумом меньше чем за две минуты.
Надо создать организацию, вроде мафии. Палачи для палачей. Схема такая – искоренитель берет вакуумный аппарат и всасывает туда гинеколога. Получается утробный зародыш с микроскопическим стетоскопом. Вот умора.
Дети ничего не понимают? Враки! Понимают, и понимают прекрасно. По дороге катится белый фургон, оттуда доносится знакомый мотив из «Сказок матушки гусыни»: