– Заманчивая идея, – засмеялась Синтия, очевидно, подслушав монолог.
– Нельзя ненавидеть только за беспомощность, – не унимался он. – Должна быть более веская причина. Что это? Всеобъемлющая ненависть к тому, что растет и развивается?
Взрослую особь, с развитым телом и умом, убить сложно. Почему Синтия терпит его? Потому что боится не справиться. Другое дело, прикончить слабого маленького человечка – точнее, недочеловечка, – который не способен сопротивляться.
Что случилось с материнским инстинктом? Раньше матери готовы были глотку перегрызть ради детей, умирали за них.
Вот куда привел естественный отбор и конкуренция. Выживает сильнейший. Приспосабливаться бессмысленно: если не обладаешь силой, тебя сожрут. Старое поколение ни за что не подчинится новому, а потому всячески препятствует его появлению на свет.
– Пап, мы действительно поедем в Ванкувер, разведем огород и больше не будем бояться?
– Действительно поедем, как только я скоплю денег.
– Ну ясно, – протянул Уолтер. – Это из серии «поживем – увидим». Мама нас не отпустит. Типа я пропущу школу. Короче, как всегда.
– Обязательно поедем, не сомневайся. Пусть не в этом месяце, но когда-нибудь точно. Обещаю!
– А там правда нет фургонов?
– Правда, по закону запрещено.
– Пап, постарайся поскорее накопить денег. Очень прошу.
Йан молча налил себе вторую порцию молока со скотчем. Выглядел он совершенно трезвым и несчастным, словно вот-вот расплачется.
Трое детей и взрослый скорчились в кузове фургона. Машину трясло, их то и дело бросало на разделительную решетку, и отчаяние еще острее жгло сердце отца, терявшего сына. Ночной кошмар среди бела дня, думал он. Заперты, как звери в клетке… Благородный жест принес пока одни лишние страдания.
– Зачем ты сказал, что забыл алгебру? – спросил Тим. – Ты знаешь даже эту, как ее, триго… что-то там, и вообще учился в Стэнфорде!
– Пускай убивают либо всех, либо никого, – ответил Эд Гантро, – но не делят по произвольным бюрократическим критериям. «Когда душа входит в тело?» – что за идиотский вопрос в наши дни! Какое-то Средневековье, честное слово.
На самом деле он понимал: это лишь предлог, чтобы охотиться на беззащитных… но сам-то он способен себя защитить! На сей раз в белом фургоне сидит взрослый человек, умный и хитрый – пускай попробуют справиться. Он не маленький, не слабый, его не напугать, как ребенка, он способен поспорить с лучшими юристами, хоть с самим окружным прокурором, если понадобится!
Если решат убить по закону, им придется убить всех, включая самих себя. Однако дело не в законе. Те, кто занимает ключевые посты в экономике и политике, плутуют в своей игре, исключая молодых из числа игроков, и убивают, если нужно. Взрослые и состоявшиеся боятся и ненавидят юнцов, а вот что делать с ним? Он взрослый, но заперт в фургоне вместе с молодыми. Один из них, но на другой стороне вместе с кошками, собаками и младенцами. Пускай подумают хорошенько; может, найдется второй Фома Аквинский, который это распутает.
– Я знаю только умножение, деление и вычитание, – провозгласил он, – даже с дробями путаюсь.
– Но ты же знал раньше! – запротестовал Тим.
– Удивительно, как быстро забываешь то, что учил в школе. Дети и то помнят больше.
– Папа, они ведь тебя убьют! – В глазах мальчика бился страх. – Тебя никто не захочет усыновить, ты слишком старый!
– Ну-ка, попробую вспомнить, – невозмутимо продолжал Эд Гантро, – скажем, бином Ньютона… как там его… «а» плюс «бэ»… нет, не вспомню уже.
Он усмехнулся. Вытекло из головы вместе с бессмертной душой. Не пройти ему тест на наличие души – он пес из подворотни, крыса в канаве… Главной ошибкой сторонников абортов была произвольность границы, которую они провели. Человеческий эмбрион не наделен конституционными правами, а потому его можно убить совершенно законно. Плод в утробе какие-то права вначале имел, но затем решили, что и семимесячный плод – еще не человек. А новорожденный? Это же овощ, не способный ни сфокусировать взгляд, ни понимать, ни говорить – дело было выиграно в суде, который признал, что плод, покинувший утробу в результате органического процесса или случайно, – всего лишь плод, не более того, а значит… Но где провести черту? Первая улыбка? Первое слово? Потянулся за игрушкой? Граница отодвигалась все дальше. И вот теперь – самый дикий произвол – человек не имеет души, пока не освоит алгебру!
В таком случае древние греки платоновских времен, безусловно, недочеловеки, поскольку им была известна лишь геометрия. Алгебру придумали гораздо позже средневековые арабы. Да, произвол, причем чисто юридический, не имеющий никакого отношения к теологии. Церковь с незапамятных времен, фактически с самого своего начала утверждала, что даже яйцеклетка, не говоря уже об эмбрионе, столь же священная жизненная форма, как и любая топчущая землю. Уже тогда было ясно, к чему могут привести абстрактные заключения о том, «когда душа входит в тело» или, на современном языке, «когда человек получает полные права по закону». Теперь ребенку, играющему в саду у дома, остается лишь обманывать себя – в защите и безопасности ему отказано.