– Да, это просто люди! Самые обычные! – охнул Лемюэль. – Это понятно по голосам!
– Мы в западне!
Веллер схватил бластер, Фриш тоже. Обнуленные спешно вооружались, о работе никто уже и не думал. С рвущим барабанные перепонки ревом бур пробил поверхность – и продолжил двигаться в их направлении. Обнуленные открыли шквальный огонь, а потом рассредоточились и принялись отступать к башне.
Появился второй бур, за ним третий. В воздухе гудели, перекрещивались и искрили энергетические лучи – обнуленные стреляли, люди стреляли в ответ. Люди действительно оказались самыми обычными – трудяги, загнанные под землю работодателями. Самые низшие формы человеческой жизни: клерки, водители автобусов, разнорабочие, машинистки, уборщики, портные, пекари, токари, клерки из транспортных цехов, члены бейсбольных команд, радиоведущие, автослесари, полицейские, уличные торговцы, продавцы мороженого, коммивояжеры, инкассаторы, секретари, сварщики, плотники, строители, фермеры, политики, торговцы – словом, мужчины и женщины, самый факт существования которых наполнял страхом сердца обнуленных.
Огромные массы обладающих эмоциями людей, настроенных против Великого Дела, против бомб, бактериального оружия и баллистических ракет, выходили на поверхность! О да, они все-таки сумели оказать сопротивление – и какое! Они не дали завершить работу суперлогикам! Какое безответственное, не достойное интеллекта вмешательство!
– Надежды на победу нет! – охнул Веллер. – Башни не удержать. Выводите корабль на поверхность.
Торговец и два сантехника в это время уже поджигали терминал. Группа людей в комбинезонах и грубых брезентовых рубахах обрывала провода. Остальные – такая же серая эмоциональная масса! – полосовала лучами бластеров пульты управления. А ведь это было чудо техники! Кое-где уже поднималось пламя, а башня угрожающе накренилась.
Тут показался корабль – его поднял на платформу сложный механизм. Обнуленные немедленно построились в две спокойные очереди и потекли внутрь – сосредоточенные и спокойные, несмотря на то что обезумевшие человеческие особи продолжали вести по ним огонь.
– Животные, – горько сказал Веллер. – Тупая масса. Безмозглые скоты, подвластные эмоциям. Твари, не способные мыслить логически.
Луч бластера сбил его с ног, и на место доктора заступил следующий обнуленный. Вскоре все они взошли на борт, и огромные створки люка с лязгом захлопнулись. Из дюз корабля с ревом вырвалось пламя, космолет устремился вверх, прорвал купол и исчез в небе.
Лемюэль лежал там, где упал, – безумный электрик подстрелил его, задев лучом бластера левую ногу. Он с печалью смотрел, как поднимается вверх корабль, медлит у поверхности защитного купола, с треском пробивает его и растворяется в пламенеющем небе. Вокруг суетились человеческие существа – они заделывали защитный купол, выкрикивали приказы и радостно вопили. Шум и гам терзали тонкий слух мальчика. Он из последних сил поднял руки и прикрыл ладонями уши.
Корабль улетел. А он остался здесь, на Земле. Но работа продолжится – хоть и без него.
До слуха донесся далекий голос. С борта уносящегося к Венере корабля кричал, сложив руки рупором, доктор Фриш. Еле слышный голос едва пробивался через несчетные мили разделяющего их космического пространства, однако Лемюэль сумел разобрать слова, несмотря на безобразные вопли взбесившихся человеков:
– Прощай! Ты будешь жить в нашей памяти!
– Работайте не покладая рук! – крикнул мальчик в ответ. – Не сдавайтесь и доведите наше дело до конца!
– Мы сделаем все, что должно! – слышимость ухудшалась. – Мы продолжим…
Тут голос прервался, но через несколько мгновений послышалось слабое:
– Мы победим…
А после этого настала полная тишина.
На губах Лемюэля играла счастливая, мирная и довольная улыбка. Он хорошо потрудился, о чем жалеть? Он лег на землю и принялся ждать, когда стая безмозглых человеческих животных его прикончит.
На службе у хозяина
Эпплквист решил срезать путь через пустырь и теперь быстро шел по тропе вдоль обрывистого склона оврага. И тут он услышал голос.
Он замер как вкопанный и на всякий случай положил руку на рукоять С-пистолета. Некоторое время человек прислушивался, но различал лишь тихое шелестение ветра в буреломе, глуховатый присвист, мешающийся с шорохом высохшей травы под ногами. Звук – если ему не послышалось, конечно – донесся из оврага. Дно лощины давно превратилось в непроходимую свалку мусора. Он присел, осторожно наклонился над краем и прищурился: что бы это могло быть?