Робот улыбнулся.
– Но ты это сделаешь.
Волш развернулся и мрачно пошел к двери:
– Я подумаю над этим.
– Это ведь для твоего собственного блага, Дон.
Уже на пороге Волш развернулся – он вспомнил одну вещь и хотел ее озвучить. Но работ уже выключился. Кабинет погружался в темноту и молчание. Правда, локти со столешницы робот так и не снял. В затухающем свете ламп Волш увидел то, что прежде почему-то не замечал. На электрическом проводе, который служил роботу пуповиной, висел ярлычок из белого пластика. В полумраке Дон сумел разобрать надпись:
Робота, как и все остальное в жилищном комплексе, предоставили общественные институты, в той или мной мере контролирующие жизнь Волша. Психоаналитик был частью государственного механизма. Он ничем не отличался от сидящего в офисе чиновника на зарплате. И государство ставило перед ним задачу уравнять Дона Волша с остальными. Вписать в мир.
Но если советы психоаналитика его не устраивали, к кому же тогда прислушиваться? К кому еще пойти?
Через три дня состоялись выборы. Набранные крупным злым шрифтом заголовки ничего нового ему не сказали – офис и так бурлил в течение целого дня. Все обсуждали новости. Он засунул газету в карман пальто и принялся читать ее, только добравшись до дома.
Волш устало откинулся в кресле. На кухне Бетти быстро готовила ужин. Приятно звякала посуда, через светлую милую квартирку плыли вкуснейшие ароматы.
– Пуристы победили, – сказал Волш. Бетти как раз появилась на пороге со столовыми приборами и чашками. – Все кончено.
– Джимми очень обрадуется, – уклончиво ответила Бетти. – Кстати, не знаю, придет ли Карл к ужину.
И принялась что-то подсчитывать про себя.
– Пожалуй, мне придется спуститься вниз за кофе. Мало осталось.
– Ты что, не понимаешь? – воскликнул Волш. – Это случилось! Пуристы дорвались до абсолютной власти!
– Я понимаю, – капризным голоском отозвалась Бетти. – И не надо на меня кричать! Ты подписывал эту ужасную петицию? Петицию Бьютта или как ее там? Ее еще Натуристы распространяли?
– Нет.
– Слава богу! Я так и подумала. Сколько всего приносили и просили подписать, а ты ни разу не решился.
Она помедлила на пороге кухни.
– Надеюсь, Карлу хватит ума вести себя правильно. Мне, кстати, всегда было неприятно, когда он тут сидел и пиво дул. И когда летом от него воняло, как от свиньи.
Дверь открылась, и в квартиру вбежал Карл, красный и хмурый.
– Бетти, к ужину меня не жди. У нас тут срочное собрание.
И он коротко взглянул на Волша:
– Ну что, доволен? А если б ты хоть пальцем о палец ударил – возможно, такого бы не случилось!
– Как быстро они сумеют провести эту поправку? – спросил Волш.
Карл нервно рассмеялся:
– Да они уже ее приняли.
И он схватил стопку документов со стола и запихал их в мусоропровод.
– У нас есть информаторы в штаб-квартире Пуристов. Так вот, как только они приведут к присяге новых членов совета, они протолкнут поправку. Они хотят застать нас врасплох! – И он сверкнул зубами в яростной улыбке. – Но у них ничего не выйдет!
Дверь захлопнулась, и шаги Карла ссыпались вниз по лестнице.
– Я никогда не видела, чтобы он так быстро ходил… – изумленно пробормотала Бетти.
А Дон Волш с нарастающим ужасом слышал, как с грохотом сбегает вниз по лестнице его шурин. Выбежав из здания, Карл прыгнул в свою наземную машину. Зарычал мотор, и Карл умчался.
– Он испуган, – проговорил Волш. – Ему грозит опасность.
– Он в состоянии сам о себе позаботиться. Карл уже большой мальчик.
Волш трясущимися руками прикурил сигарету.
– Недостаточно большой. Неужели они и впрямь хотят этого? Нет, невозможно…. Как это так – протолкнуть поправку, навязать всем свою точку зрения, свои представления о том, что правильно? Но, с другой стороны, все прошлые годы к этому шло, так что это просто последний шаг на длинном пути к цели…
– Ой, я очень надеюсь, что все это безобразие когда-нибудь кончится, раз и навсегда, – пожаловалась Бетти. – Неужели так всегда было? Вот я, например, не помню в своем детстве разговоров о политике!
– Тогда это еще не называли политикой. Просто промышленные круги насаждали среди людей культ потребления. А в центре была идея чистоты – зубов, волос, тела. Городские жители подхватили ее и развили в идеологию.