Окончание 4-го класса я связывал с мечтой поступить в Орджоникидзевское суворовское училище. Желание стать военным появилось в раннем детстве. Сказывалась атмосфера уважения к фронтовикам, фильмы и книги. Мама не поддавалась уговорам, а затем оставила окончательное решение на волю дедушки Ткачука. Его ответ на письмо мамы поставил на моем желании крест. Дедушка Василий Никонович писал, что родня способна воспитать и вырастить меня своими силами. Позже я усмотрел в ответе дедушки неявный упрек маме.
По стечению обстоятельств, в зрелые годы мне довелось проходить совместную службу с двумя бывшими суворовцами Орджоникидзевского училища тех времен. Добрые отношения между этими ребятами подкреплялись совместными воспоминаниями об училище, моем несбывшемся желании. А в 60-е годы я познакомился и близко подружился с семьей, к сожалению, уже покойного тогдашнего начальника училища генерал-майора М. М. Филиппова. Эта дружба сохранилась по настоящее время.
Пятый класс запомнился теплым сухим помещением с большими окнами, дежурными по школе, проверявшими чистоту подошв в сырую погоду (о сменной обуви тогда не слыхали), усиленными тренировками в беге на 60 метров, чтобы получить значок БГТО (младший брат ГТО) и парфюмерным запахом кустов жасмина в школьном дворе в дни экзаменов.
5 марта 1953 года умер Сталин. На заводе, в станице и в школе проходили траурные мероприятия. Возле бюста покойного в центре станицы стояли в почетном карауле допризывники с винтовками черного цвета (специальной окраской учебных трехлинеек). Минуты похорон, о которых оповестил надрывный заводской гудок, застали нас со Славиком на станичном выгоне по пути из школы домой. Соблюдая заранее объявленный ритуал, мы замерли и честно провели без движения время гудка.
Наш пятый (1952–1953 г.) впервые в ассиновской средней школе приступил к изучению английского языка. Предшественники учили немецкий. Фамилии и имени «англичанки» не помню, где она училась, не знаю, но выяснилось, что знала она English слабовато. Печальные результаты ее преподавания зафиксировал на первом же уроке английского в Георгиевске наш молодой с рекламной внешностью «англичанин» Евгений. В ответ на требование написать на доске и озвучить знаки транскрипции я доверчиво пояснил, что этого раздела курса не знаю, так как наша прежняя учительница отложила его до 6-го класса. «Англичанин» произнес по-русски слово «врун» и поставил в журнал первую за школьные годы «двойку». И это было только начало.
По окончании пятого класса мама отправила меня в незнакомый пионерский лагерь на окраине Орджоникидзе. Позже стало известно, что это было сделано в расчете на предполагаемый переезд в г. Георгиевск Ставропольского края, дорога к которому шла через Орджоникидзе.
Лагерь занимал территорию неработавшего в межсезонье спиртзавода. Жилые помещения отрядов размещались в административных корпусах верхней части территории на правом берегу Терека. Однако столовую оборудовали внизу, в помещении склада, неподалеку от каменистого русла реки. Туда вела деревянная лестница в четыре или пять пролетов.
В середине смены после нескольких дождливых дней река поднялась, образовав дополнительный рукав, который отрезал жилой дом, стоявший на возвышении недалеко от столовой. С верхней площадки лагеря были видны сидевшие на крыше дома люди. За ними беспомощно наблюдала многочисленная группа мужчин в милицейской и пожарной форме.
Терек нес вывернутые с корнями деревья и обломки строений. Плавучими и другими средствами помощи в этой ситуации власти не располагали. К счастью, вода постепенно пошла на спад и дом устоял. Правда, ужин в этот день выдали сухим пайком. Столовая не работала.
Администрация периодически организовывала пешие походы в Дарьяльское ущелье и поездки в город. На экскурсии в городской парк Орджоникидзе впервые прыгнул с парашютной вышки. Не поддающееся здравому смыслу опасение вызывала неустойчиво хлипкая ступенька на краю верхней площадки. Постарался «нырнуть» с нее поскорее. Билет на прыжок стоил один рубль. Ознакомительный подъем – 50 копеек.