– Я – мать Дэлии, – решительно заявила она. – Я обязана там быть. Ты это знаешь не хуже меня. – И прочла облегчение в глазах Дэни, сразу поняв его причину. Для того чтобы добиться нужного им размаха освещения в прессе, она, давно покинувшая экран платиновая блондинка – кассовая звезда тридцатых годов – должна была сыграть роль приманки, которой будут размахивать перед носом прессы.
Тамара понимала, что событие это станет мечтой каждого журналиста, так как обладало всеми составляющими, необходимыми для увеличения тиража и заполнения эфирного времени: здесь были и преступление, и тайна, и сразу две знаменитые кинозвезды, одна из которых до сего дня жила жизнью затворницы. Начиная с сегодняшнего дня и еще в течение долгого времени, после того как с похищением будет покончено, средства массовой информации будут разрабатывать эту тему, всеми силами поддерживая ее огонь, пока не угаснет последний уголек. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы представить себе сенсационные заголовки, с которыми выйдут вечерние газеты:
«ПОХИЩЕНИЕ ИЗВЕСТНОЙ КИНОЗВЕЗДЫ».
«КИНОЗВЕЗДА ПРЕДСТАНЕТ ПЕРЕД ОБЪЕКТИВОМ ПОСЛЕ СОРОКА ЛЕТ ЗАТВОРНИЧЕСТВА».
«ВНУЧКА ИЗРАИЛЬСКОГО ГЕРОЯ ПРОПАЛА БЕССЛЕДНО».
«ЗНАМЕНИТАЯ СЕМЬЯ ПРЕБЫВАЕТ В СОСТОЯНИИ ШОКА».
Справиться со всей этой известностью будет нелегко, но для Тамары самым трудным было поделиться личным, узкосемейным горем с публикой. После своего ухода из Голливуда она отчаянно пыталась окружить себя и свою семью непроницаемой стеной, но теперь все оборонительные заграждения рухнут под натиском журналистов, которые станут осаждать друзей, соседей, знакомых, партнеров Дэлии и ее самой, и многих давно забытых людей, которые выползут на свет, чтобы дать интервью. В их частной жизни не останется ни одного нетронутого уголка.
Назначенная на одиннадцать часов утра пресс-конференция должна была состояться на улице перед многоквартирным домом на отгороженной автостоянке. К половине восьмого, когда Тамара в первый раз вышла на балкон с чашкой кофе, она с ужасом обнаружила, что представители прессы уже начали собираться, как стая голодных стервятников, а начиная с восьми часов число микрофонов, устанавливаемых снаружи, все росло и росло. Три полицейских и агент из Шин Бет сдерживали натиск репортеров, пытавшихся прорваться в дом, но троим все же удалось войти внутрь, выдав себя за жильцов. В конце концов все четыре входа в здание были блокированы полицией.
К девяти часам фургоны и легковые автомобили, принадлежащие различным редакциям средств массовой информации, выстроились в два ряда вдоль всей улицы Хаяркон, и с каждой минутой число их стремительно возрастало. Но и это было еще не все: уличные торговцы, привлеченные возможностью быстрой наживы, расставляли где только можно свои тележки.
Все это сильно смахивало на праздничный карнавал. Не хватало только оркестра. К этому времени Тамара уже смирилась с тем, что ее ожидало, понимая, что скоро сюда стекутся толпы любопытных прохожих и жителей окрестных домов и тогда толпа примет невообразимые размеры.
Тамара, сцепив перед собой руки и мрачно опустив голову, ходила взад-вперед по длинной гостиной, которую они переделали четыре года назад, купив соседнюю квартиру и сломав перегородки, вновь и вновь повторяя один и тот же маршрут: от соснового стола, над которым висел ее обожаемый Матисс, до ниши в дальнем конце комнаты, заставленной книжными полками.
Мысли о Дэлии не покидали ее ни на минуту. Хотя она всегда говорила, что любит Ари не меньше, в глубине души знала, что это не так. Дэлия была ее любимицей. Как сильно она ни любила Ари, он был больше похож на Дэни. Но Дэлия унаследовала ту опасную искру независимости, которая некогда была ее собственной отличительной чертой; она ушла в большой мир, готовая, если надо, штурмом взять его, точно так же, как когда-то поступила сама Тамара. Огонь, некогда горевший в ней, теперь горел в Дэлии. Тамара всегда стремилась защитить детей от страшных сторон жизни. Каким тщетным оказалось это желание! Доказательством тому были судьбы Азы и Дэлии. Только в сказках желания сбываются, а реальная жизнь имеет очень мало общего со сказкой.
К ней подошел Дэни, и она, приподнявшись на цыпочки, скользнула в его объятия.
– Не надо смотреть так испуганно, – нежно сказал он.
Тамара подняла на него широко раскрытые глаза и кивнула в сторону окна.
– Дэни, там внизу настоящий цирк, – дрожащим голосом промолвила она.
– Они пришли только для того, чтобы помочь.
– Ты думаешь? – В голосе ее слышались истерические нотки.
Раздавшийся в этот момент пронзительный звонок в дверь заставил их испуганно отпрянуть друг от друга и повернуться в сторону прихожей.
– Они становятся нетерпеливыми, – обеспокоенно сказала Тамара.
Из кухни вышел Шмария. «Тяжелое испытание сказывается на всех нас», – подумала Тамара, увидев, как сильно он хромает.
– Я спущусь вниз, – угрюмо сообщил старик, – скажу, чтобы они попридержали лошадей. – Он, хромая, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Тамара посмотрела ему вслед. Она впервые видела, чтобы он дома ходил в ермолке. Еще недавно она задавала себе вопрос, что он все это время делает на кухне, теперь же знала ответ. Он молился.
Подойдя к окну, она чуть-чуть раздвинула шторы. Там, внизу, качая головой, стоял Шмария, подняв вверх руки и прося тишины. Через мгновение он повернулся к полицейскому, что-то коротко сказал ему, сильно жестикулируя, затем показал в сторону входных дверей. За этим снова последовала жестикуляция, и наконец он вернулся в дом.
Услышав, как в замке поворачивается ключ, Тамара пошла ему навстречу, не сводя с него вопросительного взгляда.
– Им здорово не терпится, – проворчал Шмария, – но я велел подождать. Мы сказали в одиннадцать, значит, так тому и быть. Не думаю, что они снова станут звонить в дверь, – в его голосе слышались удовлетворенные нотки. С этими словами он отправился на кухню, хромая еще сильнее, чем прежде.
Без четверти одиннадцать Тамара направилась в спальню. Ее остановил Дэни. В его взгляде читалось беспокойство.
– Ты куда?
На ее лице появилось удивленное выражение.
– Как это куда? Поправить макияж и переодеться, разумеется. – Она показала на себя. – Я же не могу появиться перед камерами в таком виде.
Он невольно улыбнулся.
– Как Суонсон в «Бульваре заходящего солнца»? Вновь перед камерой после долгого перерыва?
Она даже не пыталась улыбнуться, и Дэни мгновенно осознал свою ошибку; для шуток сейчас было неподходящее время.
– Прости меня, – запинаясь, произнес он.
– Тебе не за что извиняться, – ответила Тамара. – Я просто хочу хорошо выглядеть, чтобы привлечь на нашу сторону репортеров. Мне кажется, что я вызову и у них, и у публики больший интерес к этому делу, если дам им то, что они жаждут увидеть.
Дэни взглянул на нее с еще большим уважением. Интуиция, как всегда, ее не подводит. Он поцеловал ее в щеку.
– Ступай, надень убитое горем лицо, – с нежностью проговорил он.
Тамара кивнула.
– Я скоро.
И сдержала слово. Когда она вернулась, перед ним предстала совершенно другая женщина. Благодаря дорогим кремам и лосьонам морщинки разгладились, тонкий, незаметный слой румян скрывал бледность. Разумеется, напряжение не покинуло ее, но оно было замаскировано – и не только благодаря косметике. Тамара, которая входила в спальню, выглядела сломленной и небрежно одетой, а спустя десять минут оттуда показалась холеная, собранная, исполненная достоинства женщина. По этому случаю она надела свой лучший наряд: кремового цвета костюм от Шанель с синей отделкой, три нити очень крупного искусственного жемчуга и элегантную белую соломенную шляпу.
– Ты выглядишь прекрасно, – сказал Дэни.
У нее в руках был его лучший летний пиджак, и она помогла ему надеть его. Затем, встав перед ним, застегнула среднюю пуговицу и положила в нагрудный карман носовой платок.