– Мы с Муаммаром сошлись во многих вопросах, – продолжал Абдулла. – У нас было несколько очень вдохновенных дискуссий. – Он перевел взгляд с Наджиба на Халида. – Я хочу показать вам обоим, что он мне подарил. – Улыбаясь самодовольной улыбкой фокусника, он поднял вверх руку и щелкнул пальцами.
Откуда-то из полумрака за его спиной внезапно выросли две огромные мужские фигуры и, бесшумно приблизившись, встали по обе стороны от него. Оба были вооружены и выглядели крайне впечатляюще. Черные очки скрывали их глаза. И у обоих, обратил внимание Наджиб, был тот особый, лишенный всякого выражения вид роботов, который он отмечал у других представителей элитных военных подразделений. Настоящие зомби. Именно этим они и были: зомби, готовыми исполнить любую волю Абдуллы.
Он почувствовал холод, пронзительный, как при порыве арктического ветра.
– Хочу представить вам подарок полковника Каддафи. Сурур и Гази. Мои преторианцы. – Абдулла переводил взгляд с Халида на Наджиба и, казалось, вот-вот лопнет от гордости. – Муаммар опасается, что среди моего окружения могут найтись люди, способные причинить мне вред. – Он улыбнулся Наджибу. – Такая возможность существует, ты согласен со мной?
Наджиб кивнул.
– Такая возможность всегда существует, – спокойно проговорил он, в то время как внутри него пронзительно прозвучал сигнал тревоги: Он подозревает! Ему все известно! Ты влюбился в Дэлию Боралеви и сказал ей, что поможешь ей бежать. А он каким-то образом узнал об этом!
– Суруру и Гази приказано защищать меня и не отходить ни на шаг. Они будут сопровождать меня во всех поездках, есть вместе со мной, охранять меня, когда я буду принимать ванну и спать. Один из них всегда будет бодрствовать, чтобы я мог спокойно спать. – Абдулла прищурился. – Они сделают все, что я им прикажу. Всё! Сейчас я вам это продемонстрирую. – Возбужденно махнув рукой, Абдулла приказал всем четверым следовать за ним к стоящему перед окном французскому столику. Они увидели обычную разделочную доску для мяса, на которой лежали четыре ножа для колки льда и фломастер.
Абдулла по очереди испытующе посмотрел на Наджиба и Халида.
– Много лет назад вы оба поклялись мне в верности, – прошептал он. – Вы помните?
Наджиб кивнул, судорожно сглотнув слюну. Какое-то тошнотворное предчувствие охватило его. Он прекрасно помнил тот день в горах Сирии, когда его кровь смешалась с кровью Абдуллы. С тех пор дядя не выпускает его из своих когтей. Разве можно забыть такое?
Абдулла взял в руки фломастер и эффектным жестом снял с него колпачок.
– Я хочу, чтобы каждый из вас вытянул перед собой правую руку ладонью вверх.
Сурур с Гази, не колеблясь, закатали рукава и вытянули перед собой руки. Наджиб переглянулся с Халидом, но прочесть что-либо по его настороженному лицу было невозможно. Медленно они тоже вытянули вперед руки.
Одну за другой Абдулла ощупывал пальцами их ладони, осторожно помечая крестиком какую-то точку.
– Обратите внимание, как осторожно я расставил крестики, – заметил он. – Если ваши ладони просветить рентгеном, вы бы увидели, что в самом центре крестика, где пересекаются его линии, есть крошечное место, где нет кости. Одна только мякоть.
Наджиб почувствовал, что у него закружилась голова. Одна мякоть? Что он хочет этим сказать? И на кой черт понадобились эти ужасные ножи?
Вроде бы не замечая ужаса, охватившего Наджиба, Абдулла, раздал присутствующим ножи, держа их за острие. Беря нож, Наджиб едва не выронил его. Он перевел взгляд на Халида. Сколько он себя помнил, Халид всегда был правой рукой Абдуллы, множество раз доказывая свое бесстрашие. Но, как это бывает со многими бесстрашными людьми, вид собственной крови – даже вид обычного шприца, вонзающегося в кожу, – мог вызвать у него обморок. Наджиб понял, что Халид держится лишь огромным усилием воли. Его смуглая кожа приобрела нездоровый желтый оттенок, глаза закатились. Еще секунду, подумал Наджиб, и Халид потеряет сознание.
– Я хочу продемонстрировать вам, насколько преданы мне Сурур и Гази, – проговорил Абдулла – Тогда, возможно, вы поймете, как хорошо они будут меня охранять. – Он кивком подозвал к себе одного из телохранителей. – Гази, ты будешь первым. Положи свою руку ладонью вверх на разделочную доску. Затем вонзи нож в самый центр креста и проткни руку насквозь.
Наджиб не сводил глаз с Гази. Если верзила-ливиец и испытывал какие-то эмоции, то внешне был невозмутим. Он склонился над столом, положил руку на разделочную доску ладонью вверх и занес над ней нож. На мгновение длинный узкий клинок блеснул в луче света, но он даже не дрогнул. Его руки были совершенно неподвижны.
Затем, с быстротой молнии, и даже не вскрикнув от боли, он вонзил его в руку.
Наджиб резко отвернулся, но, хотя ничего и не видел, то все слышал. Либо Абдулла неправильно поставил крестик, либо Гази не успел как следует прицелиться: раздался резкий хруст ломающейся кости, который ни с чем нельзя спутать.
Наджиба затошнило.
– Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели, – проговорил Абдулла, в голосе которого слышалось удовлетворение. – Взгляните, что без каких бы то ни было колебаний сделал с собой Гази! Теперь вы сознаете, насколько он предан мне? Одно мое слово – и он отдаст за меня жизнь!
Всемилостивый Аллах! И подумать только, что я все эти годы помогал этому безумцу! – Я сказал: взгляните! – с такой яростью прошипел Абдулла, что брызнувшая с его губ слюна попала в лицо Наджибу. Он заставил себя обернуться и взглянуть на пронзенную ладонь с корчащимися пальцами. Он не хотел смотреть, но почему-то был не в силах оторваться от вида этой руки.
– Шукрам, Гази! – проговорил Абдулла. – Достаточно.
С какой-то мрачной завороженностью Наджиб смотрел, как Гази схватился за рукоятку ножа и одним быстрым движением, не меняясь в лице, вырвал его из ладони. Из раны узкой струей брызнула вверх кровь, а в следующее мгновение потекла густым потоком.
Разделочная доска заблестела от крови.
Абдулла протянул Гази салфетку, и ливиец, обернув ее вокруг руки, отступил назад.
– Сурур, – сказал Абдулла. – Ты следующий. Наджиб отвернулся. Он не мог больше смотреть на это членовредительство. Это какое-то извращение. Нет, даже хуже. Безумие.
– Дядя, пожалуйста, – проговорил Наджиб слабым голосом. – Довольно. Мы тебя поняли.
Абдулла не обратил на его слова никакого внимания.
– Сурур! – приказал он. – Пронзи свою руку.
В руке Сурура блеснул нож, но тошнотворного хруста костей не последовало. Теперь настал черед Халида.
Дрожа всем телом, с белым как полотно лицом, Халид занес над ладонью нож. Затем, так и не опустив его, качнулся, глаза его закатились, веки затрепетали, и, выронив нож, он потерял сознание.
Абдулла торжествующе повернулся к Наджибу.
– Теперь, возможно, ты понимаешь, зачем мне нужны телохранители. Совершенно ясно, что на окружающих меня людей положиться нельзя. – Он с отвращением пнул Халида сапогом, перевернув его на бок. – У него сердце цыпленка и храбрость женщины! – Он презрительно сплюнул. – Как я могу надеяться на то, что он защитит меня в минуту опасности?
От ужаса у Наджиба закружилась голова, ноги стали ватными. Ему хотелось напомнить Абдулле, как предан всегда был ему Халид, как часто рисковал жизнью ради него, но во рту у него пересохло. Все, на что он был способен сейчас – это тупо кивнуть головой.
– А теперь, – произнес Абдулла, хитро улыбаясь, – твоя очередь, Наджиб.
Наджиб похолодел; время, казалось, со скрежетом остановилось. Он посмотрел на Абдуллу, затем перевел взгляд на разделочную доску. Кровь Гази и Сурура уже начала свертываться, превращаясь в лужу густого красного желатина.
– Наджиб?
Наджиб посмотрел на него, затем опустил взгляд на свою ладонь и медленно поднес ее к глазам. Его вдруг прошиб пот, крест на его руке расплылся, а то, что осталось от него, казалось, пульсировало, то увеличиваясь, то уменьшаясь, снова увеличиваясь и снова уменьшаясь, то приближаясь, то снова удаляясь. Напоминая сокращения бьющегося сердца.