– У нас будет элемент внезапности, – заметил Шмария.
– Это единственное преимущество, которое у нас будет, – сухо ответил Голан.
Шмария поставил свой бокал и наклонился вперед.
– Сколько людей, Хайм, – спросил он шепотом. – Сколько людей ты сможешь предоставить?
– Пятнадцать. Двадцать, – пожал плечами Голан. – Примерно так. Одни заняты, других нет в стране. – Он вздохнул и покачал головой. – Парни они хорошие. Шмария, но шансов на успех мало. Очень мало.
– Но они же профессионалы. Одни из лучших в мире.
– Тем более жалко будет их потерять понапрасну!
Шмария уставился на него.
– Ты же сам сказал, что все средства хороши, для того чтобы остановить Абдуллу. Ты же не упустишь такую возможность, правда? Такая возможность бывает раз в жизни!
– Значит, ты доверяешь Наджибу Аль-Амиру. Шмария кивнул.
– Я думаю, у него искренние намерения. Избавиться от Абдуллы для него так же важно, как и для нас. Вообще, у нас много общего – во многом наши намерения совпадают.
– Тогда почему он так долго помогал раздувать этот очаг терроризма? Годами финансировал дело Абдуллы.
Шмария удивленно посмотрел на него.
– Ты, оказывается, все о нем знаешь.
– Мы не упускали его из виду, – расплывчато ответил Голан.
Шмария усмехнулся.
– Толстое досье собрали?
– Держи свое любопытство при себе, – угрюмо посоветовал ему Голан.
– Я не понимаю, почему вы его не остановили, раз столько о нем знаете?
– Сам должен был бы догадаться, – раздраженно отмахнулся Голан. – Он неприкасаемый. Против него нет доказательств. То, что на его кораблях и самолетах перевозится оружие и крупные суммы денег переводятся через швейцарские банки, ничего не доказывает против него лично. Разумеется, мы знаем, что за всем этим стоит он, однако должны это доказать. Он не дурак, скажу я тебе. Всегда держит дистанцию и, даже если все окажутся в дерьме, сумеет выйти чистым.
– Он сказал, что хочет порвать с АОП.
– Мне понятно почему, – с сарказмом в голосе сказал Голан. – Странно, но многие люди, вступающие в сделку с дьяволом, слишком поздно понимают, что когда связываешься с дьяволом, то непременно окажешься в аду. Как ты думаешь, они когда-нибудь поумнеют?
– Хайм… – обеспокоенно произнес Шмария. Голан тяжело вздохнул.
– Ладно, ладно, – сказал он – Вопреки своему внутреннему голосу я согласен. И срочно вызову людей. Но помни, – он погрозил пальцем, – это частное мероприятие. Мы ничего не знаем. Если кто-нибудь из наших ребят погибнет там, мы от них откажемся. А если удастся освободить Дэлию, ты не скажешь журналистам ни слова о том, что произошло. Мы представим дело так, как будто ее освободила раскольническая группировка, пытавшаяся свергнуть Абдуллу. Ты понял?
Шмария кивнул, не сводя с него глаз.
– Я благодарен за твое решение, Хайм, – сказал он. – И еще одно: Наджиб Аль-Амир требует неприкосновенности.
– Неприкосновенности! Похищена женщина и убит человек!
– Дэлия не захочет возбуждать дело.
– А смерть Эли Левина? Мы что, должны просто забыть об этом?
– В данных обстоятельствах – может быть, так и нужно поступить. Да, действительно, Наджиб Аль-Амир сотрудничал с Абдуллой. Но убийство-то совершено людьми Абдуллы.
– Шмария, иногда ты испытываешь мое терпение.
– А ты, старый хрен? Ты не испытываешь мое?
Во дворце Эльмоаид тем временем происходили следующие события.
Дэлия беспокойно мерила шагами свои апартаменты на втором этаже. На ней была шелковая пижама, которую она нашла в шкафу, волосы заплетены в толстую длинную косу. Так, по крайней мере, они не будут постоянно лезть ей в глаза, подумала она. Утром к ней под видом проверки заходил Халид и шепотом сообщил о предпринимаемой попытке ее освобождения, к которой она должна быть готова сегодня же ночью. После таких новостей о том, чтобы заснуть, нечего было и думать. Она даже и не пробовала лечь спать. Ее нервы были слишком взвинчены для этого…
Моника издавала гортанные крики и била, била ногой по воображаемому противнику. Ее ладони со свистом рассекали воздух. Удар. Боевой клич. Шаг назад. Пот заливал ей лицо. Когда представлялась такая возможность, она занималась каратэ два раза в день – утром, сразу после пробуждения, и поздно вечером – перед тем как лечь спать. Она с удовлетворением отметила, что реакция у нее стала лучше…
Халид пил крепкий холодный кофе, одну чашку за другой. Он мог бы поспать, но давно уже выяснил для себя, что лучше не спать перед ответственным заданием или акцией. Он слишком долго отходил от сна, а сегодня вечером, как никогда, должен быть абсолютно бодр…
В дальнем конце дворцовой территории Хамид ходил на цыпочках внутри одного из технических помещений, светя себе фонариком. Вид тысяч тонких разноцветных проводов озадачивал его. Он не знал, какие из них нужно отсоединить, и решил – на всякий случай – отсоединить все. Пот прошиб его, когда он стал вырывать провода из их гнезд, моля Бога, чтобы не сработала местная сигнализация. Ему казалось, что сирена вот-вот завоет…
Гази проснулся, прошлепал в туалет, неряшливо помочился и, вернувшись к себе, провалился в глубокий сон без сновидений…
Сурур находился в другом туалете рядом с ванной комнатой. Он сидел на унитазе, отставив свою полуавтоматическую винтовку в сторону. Забинтованная рука еще больше распухла и болела, но боль не смущала его. Его грудь распирало от гордости. Он охранял своего хозяина, пока тот принимал душ…
Стоя под струями воды, бившей из двенадцати форсунок со всех четырех сторон, Абдулла самодовольно улыбался. Намыливая тело, он видел в своем воображении победные картины. Эта еврейская актриска уже не нужна ему. Самое важное сейчас – священная война. Завтра он прикажет застрелить Дэлию Боралеви и зарыть ее в песке…
Где-то над Иорданией Наджиб вошел в темную кабину и на время заменил второго пилота. Еще давно он обнаружил, что это занятие помогало ему успокоиться. Сейчас, однако, сидя перед панелью управления, состоявшей из множества разноцветных лампочек и светящихся приборов, он почувствовал, как внутри растет напряжение…
В эти секунды находившийся в одном из туалетов Дэни был занят тем, что наносил на свое лицо камуфляжный грим. Самолет, вошедший в воздушный поток, качнуло, и Дэни выругался. Его не удивляло, что кожа у него покрылась потом, а руки дрожали. От предстоящей самоубийственной миссии нервы у него совсем расходились, а после того как во время войны его самолет сбили немцы и он взорвался в воздухе, всяких раз, взойдя на борт самолета, с ним происходило такое…
Шмария почувствовал, как неровно забился его пульс, зная, что кровяное давление поднялось до опасной отметки. Он обвел взглядом роскошный салон и в сотый раз спросил себя: есть ли у них хоть один шанс на спасение? Шансы были примерно один к пяти…
В это время в Иерусалиме Хайм Голан почувствовал, как растет в нем гнев, достойный главы государства. Совещание проходило в неофициальной обстановке, в помещении библиотеки резиденции премьер-министра. Хайм уже начинал сожалеть о том, что сразу не отказал Шмарии Боралеви в его просьбе. А лучше было бы вообще о нем никогда не слышать.
Премьер-министр хранил молчание, сидя в удобном мягком кресле. Телефонная связь с ключевыми членами правительства была наготове, военному командованию дано предупреждение. Больше ничего не оставалось – только сидеть и ждать…
– Что-нибудь видно? – спросил Дэни, когда стрелка часов прошла отметку 2.25 утра.
– Нет, – Шмария отрицательно покачал головой. Прикрывая глаза ладонями от света приборной панели, он смотрел в квадратный иллюминатор. За бортом была непроглядная тьма. Самолет летел над Руб Эль-Хали – «пустынной зоной», которая полностью оправдывала свое название. За последние два часа внизу не промелькнул ни один огонек. Он посмотрел на часы: по графику посадка должна быть произведена через двадцать минут.
Отвернувшись от иллюминатора, Шмария нажал расположенную сбоку кнопку поворота сиденья и медленно окинул взглядом салон. Если бы не трагичность ситуации, увиденное могло бы позабавить его. Внутри этого летающего арабского дворца располагались семнадцать израильских «командос» – все добровольцы, с лицами, испачканными черной краской, облаченные в черные обтягивающие костюмы. Они выглядят, как какие-то сказочные трубочисты, подумалось ему, а не бойцы, собравшиеся на смертельное задание. Однако на самом деле во всем этом не было ничего забавного, что подтверждало присутствие человека, на котором не было черного костюма. Он останется в самолете во время операции по захвату и будет ухаживать за ранеными на обратном пути. Шмарию вдруг охватило необычайное чувство гордости. Находиться среди этих людей было честью для него. Они смогут за себя постоять.