Дэни покачал головой. На его губах заиграла легкая улыбка.
– Это мне следует благодарить вас. Дэлия – моя дочь, а я вел себя не по возрасту. Простите меня за то, что я был груб с вами там, на Кипре.
– Вы были вправе так вести себя. Дэни покачал головой.
– Нет, не был. Я вышел за рамки допустимого. – Он помолчал немного, отвернувшись, затем снова повернул лицо к Наджибу. – Я хочу сказать вам, что Дэлии очень повезло. Немного есть на свете людей, которые бы поступили так же, как вы.
Наджиб рассмеялся.
– Это потому, что не каждый может это себе позволить.
– Я имею в виду другое. Я хочу, чтобы вы знали… в общем… – Дэни отвернулся, внезапно смутившись.
Наджиб решил оставить его в покое. Дэни снова взглянул на него.
– Я хочу сказать, что не буду стоять между вами и Дэлией.
Наджиб удивленно посмотрел на израильтянина и расплылся в улыбке. Но, прежде чем он успел заговорить, из динамика раздался ровный голос капитана Чайлдса:
– Посадка через пять минут, джентльмены, – неторопливо произнес он, растягивая слова. – Вертолет в эту минуту поднимается в воздух и встретится с нами на посадочной полосе. Дворец находится слева по курсу. Мы будем пролетать над ним и поднимем шторки на окнах, чтобы вы могли рассмотреть территорию. Пожалуйста, не курите. Через пятнадцать секунд я потушу свет в салоне и выключу все наружные габаритные огни. Мы будем входить в район посадки при абсолютном затемнении, даже с выключенными навигационными огнями, и я прошу вас впоследствии не упоминать об этом факте при разговоре с авиационным начальством. Мы летим, нарушая все мыслимые правила. Просто я люблю летать. – Он сделал паузу. – Через пять секунд я выключаю огни…
Через мгновение самолет погрузился в полную темноту. Погас даже компьютерный дисплей с картой. Лишь над аварийным люком тускло мерцали несколько красных огоньков.
– Удачи вам, джентльмены, – произнес капитан Чайлдс, и в ту же минуту корпус самолета вздрогнул – пилот выпустил шасси.
Произошла легкая суматоха, поскольку все стали перебираться к иллюминаторам левого борта. Наджиб повернулся вместе с креслом и прижался лицом к стеклу. Вот он! Внизу, по курсу самолета, совсем близко, подобно маяку, возвышался дворец Элмоаид.
Наджиб вновь повернулся к Дэни.
– Удачи, друг, – негромко сказал он.
– Удачи, – так же негромко произнес Дэни, прибавив после еле заметной паузы: – Друг.
Вокруг них бойцы рассуждали об укреплениях дворца. Все были поражены их мощностью.
Только Дэни так ни разу и не взглянул вниз. Он сидел прямо, держа на коленях автомат, который казался на удивление легким и маслянистым. Одной рукой он сжимал рукоятку, а другой ствол. Странным образом оружие оказывало на него успокаивающее действие. Автомат был для него чем-то вроде продолжения тела.
На него нахлынули воспоминания юности. Он почувствовал себя молодым и неуязвимым, ощутил давно забытые животные инстинкты – напряжение в животе и во всех мускулах, словно адреналин хлынул ему в кровь, как из внезапно открывшегося шлюза. Ему показалось, что в нем почти десять футов росту. Боец всегда боец, подумал он, это уже в крови.
В эту минуту самолет снизился и пролетел прямо над крышей дворца.
Взлетно-посадочная полоса лучше всего была видна из комнат Саида Элмоаида, в которых когда-то довелось жить Наджибу. Сейчас оконные панели были подняты, и в комнаты проникал свежий ночной воздух. Халид сидел один в темноте; рядом с ним стоял термос с кофе. Годы участия в террористических акциях Абдуллы, когда приходилось долго выслеживать жертву и после выполнения задания на долгие месяцы залегать «на дно», выработали в нем терпение, достойное настоящего охотника. Поэтому, имея за плечами многолетний опыт насилия, он не спешил и не нервничал – в отличие от большинства людей, которые ощущают прилив адреналина во время затишья перед битвой, Халид не чувствовал никакого волнения. Вот когда начнется стрельба, кровь заиграет в его жилах.
До его слуха донесся хорошо различимый звук реактивного самолета. Он взглянул на дисплей своих наручных часов. Светящиеся красные цифры показывали 02.44.22. Через сорок восемь секунд он с помощью дистанционного устройства включит посадочные огни. Он проверял надежность включения днем, когда из-за яркого солнца миганье огней было не так заметно. Проверка показала, что все работает четко.
Халид поднялся со стула, осмотрел магазин своей автоматической винтовки и со щелчком водворил его на место. Затем отстегнул клапан кобуры, чтобы, когда потребуется, можно было мгновенно выхватить револьвер, и расстегнул пуговицы на карманах своих широких камуфляжных брюк, чтобы легче было доставать гранаты. Взяв в руку пульт дистанционного управления, вновь взглянул на часы – было 02.44.59. Оставалась одна секунда.
Он нажал кнопку, и в темноте снаружи вспыхнули две прямые нитки жемчужно-белых огней.
Звук самолетных двигателей был уже совсем близко. Очень близко. Он почти совсем заглушил треск, издаваемый винтами приближающегося вертолета.
Он усмехнулся. Ждать оставалось недолго.
Дэлия застыла как вкопанная, когда жуткий визг, похожий на звук сброшенной бомбы, достиг самой высокой ноты, от которой готовы были лопнуть барабанные перепонки. Затем взрыв, такой громкий, что, казалось, настал конец света, потряс здание сверху донизу; оконные стекла задрожали. Сердце у нее забилось. Значит, Халид был прав: группа Наджиба приземлилась.
– Черт-побери, наконец-то! – воскликнула она.
Абдулла находился в совещательной комнате. В центре этого огромного помещения, прямо под высокой, как трехэтажный дом, ротондой из витражного стекла, стояли три стола, составленные в форме буквы «П», у которой одна сторона была короче другой. На каждом из столов была расстелена отдельная карта – Иерусалима, Ватикана и Мекки.
Приняв позу генерала перед сражением, Абдулла сидел в кресле с высокой спинкой внутри открытой части импровизированной буквы «П». Три накрытых абажурами светильника дневного света на мраморных подставках, возвышаясь по одному на каждом столе, отбрасывали круги белого света на карты и превращали его лицо в скопище острых, резко очерченных теней.
Еще днем он приказал своим людям вынести всю мебель из этой огромной комнаты, за исключением уже упомянутых столов, ламп и одного-единственного черного телефонного аппарата, да еще этого величественного кресла. Теперь наконец обстановка совещательной комнаты удовлетворяла его: тщательно подобранное освещение и мебель соответствовали настроению ее хозяина.
Гази, как всегда в черных очках, стоял в нескольких шагах позади него, подобно массивной коренастой статуе с автоматической винтовкой за плечом.
Абдулла кивнул своим собственным мыслям. Эта комната, меджлис, стала одновременно и штабом, и тронным залом, как он и хотел. Он ощущал внутри еле сдерживаемую мощную энергию. Оставалось только высвободить ее в нужную минуту – и мир будет у его ног. Именно такое чувство, подумал он, наверняка испытывал пророк Магомет. Всемогущий и вездесущий. Полный исполинской силы.
Несмотря на поздний час, Абдулла был абсолютно бодрым, он даже не пытался заснуть. По правде говоря, у него было такое чувство, что в течение всей оставшейся жизни ему вообще не захочется спать. Никогда раньше он не ощущал подобной бодрости и ясности ума. Всю предыдущую ночь и день, как и сейчас, он без конца обдумывал поступающие бесчисленные сообщения. Не важно, в каком направлении блуждали его мысли, они неизменно возвращались к тому великолепному видению, которое полностью завладело его сознанием. Многочисленные тактические задачи, связанные с уничтожением Мекки, Стены Плача и собора Святого Петра, начинали выстраиваться в более или менее стройную схему. Временами ему казалось, что вообще не нужно думать о них, – все уже решалось на уровне подсознания. Именно так великие люди вершат великие дела. Возбуждение, похожее на сексуальное, побежало по его жилам. Внутри поднималась волна нервной энергии.