— Прости, дорогая. Только не злись!
— Прости? — не унималась рассерженная Ирина. — Прости… В очередной раз. В который уже? В сотый? Тысячный?
— В миллионный! — произнес Давыдов, сокрушенно вздохнув. — Да. Ты как всегда права. Твой муж идиот.
— Я такого не говорила. Это твои слова. — заметно остыв, произнесла Ирина. — Я бы сказала иначе. Ты упрямый. Все тебе самому делать надо! Поберег бы себя.
— Дорогая, я все-таки не паралитик и не инвалид. — Давыдов недовольно покачал головой. — Чего беречься то? В конце концов, мое дело всех нас кормит. Ну, подумаешь сердце пару раз сбойнуло. Так у кого в моем возрасте, да с такой работой, как у меня сердце не барахлит? Мы с тобой не раз это обсуждали. И ты знаешь, что я отвечу.
— Знаю. — устало вздохнула в трубку супруга. — От того и считаю тебя еще большим упрямцем. Распоследним упрямцем. Ты настолько упорно идешь к цели, что свернуть тебя невозможно. И плевать тебе на себя. И что куда страшнее, плевать на тех, кому ты совсем небезразличен. Как бы я хотела хоть раз тебя переубедить.
Ирина снова вздохнула. А Давыдов замолк, соображая, что ему ответить. Последние фразы он никогда прежде от своей жены не слышал. Она никогда до этого не жаловалась на его твердость и непреклонность, которую она так любила называть упрямством. Однако, поразмыслив несколько секунд, Степан Яковлевич начал догадываться, о чем говорила Ирина. А точнее сказать, о ком.
— Ты опять об этом? — по возможности сухо, без эмоций произнес Давыдов. — Я не хочу сейчас говорить о ней.
— О НЕЙ?! Настя наша дочь! — Ирина взвизгнула от негодования.
— Да. Это так. Она наша дочь. — Степан Яковлевич старался говорить по-прежнему спокойно, словно не замечая реакции жены. — А еще она взрослый человек. Сама сколько раз мне говорила об этом, когда я пробовал уму разуму ее учить. Что ж, раз говорила, то пусть и отвечает за свои поступки, как взрослый человек.
— Степа! — коротко и зычно вскрикнула Ирина, едва не оглушив своего мужа.
— А что Степа?!
Теперь Давыдов уже не мог сдержать разгоравшегося в его душе недовольства.
— Ей уже двадцать пять лет. Живет отдельно. Сама зарабатывает на жизнь. Связалась с сомнительным типом. Сколько раз я ей говорил, что он ненадежный товарищ, что ему от нее только одно нужно? Сколько раз говорил, что он сбежит от нее при первой возможности? Много раз. А Настя меня и слушать не желала. Ругалась со мной. Прогоняла. Разве что матом только не посылала. А теперь залетела и надо же, кавалер ее тот час испарился. Сразу ласковая стала. Послушная. Под крылышко обратно просится… А что такого? Испугалась? А я ведь говорил. Я сто раз ее предупреждал, что ее ухажер трус и подлец.
— Но ведь она молодая еще. Вся жизнь впереди. Кто по молодости не ошибается? — возмутилась Ирина, пытаясь в очередной раз переспорить своего супруга.
— Ты прекрасно знаешь, что я отвечу. — грубо перебил свою жену Давыдов.
— Да. Знаю. Не раз слышала. — тихо, потухшим голосом произнесла Ирина. — Ты не ошибаешься никогда. Я это прекрасно помню.
Она явно обиделась и, кажется, была на грани того, чтобы заплакать.
В этот момент по залу ожидания разнесся молодой женский голос, объявивший о столь долгожданной отправке рейса на Москву. Степан Яковлевич тяжко вздохнул. Успокаивать расстроенную жену у него уже не было времени.
— Ну, ладно, дорогая. Нас наконец-то позвали на посадку. Мне нужно идти. — лишенным эмоций голосом проговорил Давыдов.
— Хорошо. Береги себя. — также сухо сказала Ирина и в следующую секунду в трубке послышались короткие гудки.
Степан Яковлевич грузно откинулся на спинку сиденья и с мученическим выражением лица закрыл глаза. У него неожиданно начало щемить в груди. Пожилой мужчина чувствовал, что в очередной раз расстроил свою супругу. Но таков был его характер. Все должно быть так, как он скажет, либо никак иначе.
Смахнув платком выступивший на лбу пот, Давыдов медленно поднялся со стула. Недовольно кряхтя, он потер затекшую поясницу и положил телефон во внутренний карман пиджака. Прихватив кейс с бумагами, предприниматель тяжелой походкой направился к стойке, где в тот момент стюардесса, облаченная в ярко-оранжевую форму, начала проверять посадочные талоны у пассажиров.
2.
Не прошло и получаса, а двигатели лайнера начали набирать обороты. Самолет мягко тронулся с места и, постепенно разгоняясь, побежал по взлетной полосе. И чем выше становилась его скорость, тем увереннее крылья опирались на несущиеся навстречу воздушные потоки, тем сильнее влекло в небо летающую машину. В какой-то момент, задрав свой глянцево-блестящий нос, аэробус оторвался от земли и стал неспешно уходить ввысь, постепенно превращаясь из металлической громады в маленькую, черную точку, теряющуюся на фоне мрачного пасмурного неба.