– Нет, это произошло не случайно, – ответила она. В ее душе решимость наконец победила все колебания. Твердым голосом, позволявшим сохранить между ними дистанцию, если бы он стал возражать или упрекать ее, Тина спокойно заявила: – Я сделала это намеренно, Дьюк. Я хочу иметь от тебя ребенка.
Обнимавшие ее руки не разжались. Волна облегчения прошла по телу Тины, напряжение спало. Дьюк не оставит ее. Она почувствовала, как легко прикасаются к волоскам на ее виске его теплые губы, и сразу успокоилась, точно знала, что ей уже ничего не грозит.
– Такая смелая, такая независимая, – шептал ей в ухо Дьюк. – Безрассудно смелая и безмерно независимая. Ты живешь, словно завтра может и не наступить, а бояться нечего и некого.
В его голосе звучало глубокое восхищение, едва ли не благоговейный ужас. От удовольствия у Тины зазвенело в ушах, но она тут же опомнилась – слова Дьюка были полны скрытой иронии.
– Не надо преувеличивать, – поскромничала она, а затем, испытывая страстное желание узнать, что же он скажет, спросила: – Ты рад, что у нас будет ребенок, Дьюк?
Он не отвечал, продолжая сжимать ее в объятиях. И вдруг она почувствовала, как по лбу покатилась теплая капля. В испуге Тина вскинула голову и заметила, что Дьюк плачет.
Если он так восхищается ее решением, что это означает? Хочет все-таки он ребенка или же нет? Почему он заплакал, что его пугает?
– В чем дело, Дьюк! – воскликнула она, стремясь поймать малейшее изменение в выражении его лица.
– Я еще никогда не был так счастлив, как сегодня, Тина. – Голос дрожал от переполнявших его душу противоречивых и сильных чувств. Немного помолчав, он продолжил: – Я никогда не думал, что у меня когда-нибудь будут дети.
– Почему, Дьюк? Почему ты не думал? – вопрошала она, жадно заглядывая в его глаза.
– Никогда не думал, что кто-либо захочет иметь от меня ребенка, – просто признался он, затем наклонился и поцеловал ее живот. В этом жесте сквозило искреннее восхищение и благоговейное преклонение перед зародившейся внутри нее жизнью. – Я уже люблю нашего ребенка, Тина, – прошептал он.
Слезы жгли ей глаза, а на языке вертелся вопрос, который она так никогда и не решилась бы ему задать: «А я? Почему ты ни разу не говорил, что любишь меня?»
Тина сумела подавить нахлынувшие чувства. Она знала, что Дьюк любит ее, любит по-своему, однако почему-то не хочет об этом говорить. Но ничего, однажды она вынудит его признаться в своем чувстве. И ребенок поможет ей в этом.
Теперь ей надо было задать ему еще один, мучивший ее все эти месяцы вопрос, не менее важный, чем первый. Она погладила его по волосам, нежно прижала его щеку к своему еще плоскому пока животу.
– Дьюк… – неуверенно начала она.
– Ммм?
Тина набрала воздуха в легкие и на одном дыхании выпалила:
– Скажи мне, ведь нет никаких причин, по которым ты не можешь иметь здорового ребенка?
Он вновь поцеловал ее живот.
– Нет, конечно, ничего такого нет.
– У тебя нет никаких наследственных болезней, в роду не было никаких отклонений? – настаивала она.
Он поднял голову. Его глаза все еще лучились счастьем, когда он перекатился на бок и одарил ее снисходительной усмешкой.
– Тина, твоя тревога совершенно обоснованна, но клянусь тебе, насколько мне известно, в нашей семье никогда не было ни гемофиликов, ни идиотов, ни сифилитиков. Так что нашему ребенку ничто не грозит.
Кончиками пальцев он благоговейно провел по нежной округлости между ее бедер.
– У нас будет самый красивый, самый гениальный, самый замечательный ребенок, когда-либо появлявшийся на свет, – объявил он, а затем заразительно улыбнулся. Его пальцы заскользили вверх по животу, достигли набухших грудей Тины и очертили их круговым движением. – Ты будешь великолепной матерью, а я постараюсь стать примерным отцом.
Не оставалось никаких сомнений, что он говорил это совершенно искренне. Тина улыбнулась в ответ. Какое наслаждение – убедиться, что твоему ребенку не грозит опасность. Кроме того, из слов Дьюка она поняла, что он намерен не только одобрить появление на свет их ребенка – нет, он хочет стать ему хорошим отцом. Значит, у нее есть надежда на семейную жизнь!
По крайней мере, пока.
Но все же Тину продолжало тревожить его здоровье. Когда Дьюк наклонился, чтобы поцеловать ее, она заметила, как выпирают жилы на его шее, какие глубокие впадины залегли над его ключицами и под скулами. Черты его лица, обтянутые побледневшей и загрубевшей кожей, заострились и стали еще резче.
– Пожалуй, нам следует еще разок заняться любовью, – пробормотал он, возбуждающе целуя ее.
– Нет. – Тина решительно мотнула головой.