силы закончат, наконец, под Плевеном и Рущуком и перевалят вслед за передовым отрядом Гурко
через Балканы, Порта капитулирует. По общему мнению, все должно было решиться в ближайшие
месяц-другой, до наступления холодов.
- Однако, господа, на завтра диспозиция следующая: перед нашими не обстрелянными
добровольцами с шестью пушками едва ли не лучшие турецкие части, у нас в тылу – город,
наполненный беженцами. В случае нашего отступления они все поголовно будут вырезаны. Зарево
горящих деревень на горизонте тому свидетельствует, - Толстой, на правах командира, прервал
увлекательную беседу. – Посему предлагаю всем отправиться отдыхать!
Линдстем спешил к дому, который случаем был выбран местом его ночлега. По пути с
удивлением обратил внимание на развалины едва ли не римских времен, белевшие в свете луны.
Судя по всему, известие о том, что завтра утром подойдут главные силы передового отряда, уже
разнеслось по городу. По крайней мере, количество подвод, направлявшихся в сторону Дервента,
заметно уменьшилось. Но мысли подполковника были совсем не о предстоящем бое.
Во внутреннем дворике особняка, спасенного им сегодня от разорения, Линдстема
дожидался его денщик.
- Ваше благородие, все тихо, покойников убрали, бабы заперты наверху, от греха. Казачки только, Фаддей Антонович, – старый вояка немного замялся, - малость по дому прошлись, чего добру
пропадать, все равно ничейное ж теперича…
- Не сомневался в этом, Пантелеич. Полей-ка мне воды, умоюсь перед сном.
Прохладная вода стремительно возвращала его к жизни. Линдстем даже негромко покряхтел
от удовольствия, когда денщик опрокинул очередной ковш ему на спину.
- Болгары тут долго еще у ворот галдели, - рассказывал Пантелеич. – Пришлось из окна им крикнуть
еще раз, чтоб расходились, что в доме русский офицер теперь в доме квартирует, и никто внутрь не
войдет. Даже винтовку для острастки показал.
- Ты мне в садике постели, а я пока наших пленниц проведаю, - Фаддей накинул чистую рубаху,
приготовленную для него денщиком.
- Ваше благородие! – Кривошеев протянул хозяину револьвер. – Ночь, дом большой. Береженого Бог
бережет.
Линдстем усмехнулся, но Смит-Вессон все-таки взял.
От вида человека в дверном проеме, вооруженного револьвером, женщины в ужасе сбились
в кучу в углу комнаты. Кричать они боялись, только жались друг к другу, решив, что в этот-то раз им
точно не уцелеть. Линдстем сделал пару шагов вперед и решил подождать. Турчанка постарше
первая сообразила, что убивать их наверно не будут, что совсем не за этим пришел главный москов, и осторожно поползла к выходу. За ней последовала черноволосая. Высокая не двигалась, так и
сидела в углу. Только смотрела в глаза русскому, прямо и смело.
- Подойди, - велел Фаддей и сообразил, что она его, наверное, не понимает, позвал жестом.
- Я понимаю… мало, - девушка подошла, неожиданно спокойно.
Линдстем аккуратно снял с нее паранджу.
При свете луны в гордом ее профиле мелькнуло нечто античное. «Привычно сорвать,
развернуть, войти, исторгнуть…» Как не раз случалось в Туркестане. Но не сейчас, не теперь.
«Теперь будет по-другому», - понял Фаддей.
Он провел рукой по лицу, по волосам.
- Как тебя зовут?
- Асли, - она не отвела взгляд, так же смотрела ему в глаза.
Фаддей продолжал гладить ее волосы, не сходя с места.
- Господарь буде стрелять? – Асли улыбнулась и кивнула на револьвер, который он по-прежнему
держал в правой руке. Ямочки на щеках. Он положил Смит-Вессон на пол. Медленно привлек к себе, дотронулся до ее рта, поцеловал. Асли в ответ обняла его, прижалась всем телом. Только тогда он
все с нее стащил, уложил на ковер, некоторое время восхищенно смотрел на вызывающе красивую
грудь, положил руку ей на живот, провел выше. «Она меня не боится», - почувствовал Фаддей. Он, наконец, весь навалился на нее, сжал, насладился нежной тяжестью в своих ладонях, ощутил, как
чутко откликается ее тело на каждое его устремление.
Сигнал тревоги прозвучал над городом вместе с ранним летним рассветом. Линдстем
поднялся, огляделся кругом. Женщина безмятежно спала рядом. Он наклонился к ней, повел
пальцами по спине, еще раз восхитился нежностью ее кожи, прижался губами между лопаток. Она
что-то прошептала по-своему, но не проснулась.
- Я буду тебя помнить! Прощай! – чуть слышно проговорил он.
Тогда Асли повернулась к нему, не открывая глаз, потянулась губами…
У нее были мягкие и нежные губы..
Подполковник направлялся на командный пункт Толстого, при котором Столетов приказал