ему находиться во время боя. Он то и дело останавливался, пропуская колонны солдат: болгарская
пехота занимала позиции на западной и южной окраинах города. Вдали были видно, как турки
покидают свои бивуаки и разворачиваются строем.
На востоке, у горизонта, поднялись несколько столбов дыма. «Гурко начал! Значит, нам здесь
надо продержаться недолго. Ну, с Богом!» - Линдстем украдкой перекрестился.
Из города выходила знаменная 3 бригада ополчения. Мимо проскакал Калитин.
- Ну вот, и мы дождались! – в радостном возбуждении бросил он Линдстему. Осадив коня, командир
бригады обратился к своим солдатам в черных каракулевых шапках.
- Воины! Нам сегодня выпала великая честь! Мы идем в бой под этим знаменем, знаменем
освобождения славянства! Помните, что сей святой стяг соткан на пожертвования православных
русского города Самара! Помните, как вы все клялись на нем в верности и доблести! Не посрамим!
С песней!
Взбудораженные горячими словами командира, а точнее – напором и страстью, с которой он
все это кричал, солдаты затянули «Гей вы, болгары, юнаки, в Балканских горах рожденные. .»
«Продолжение следует», - обещала своим читателям редакция «Военно-исторического
вестника». Федор пролистал весь том, представлявший собой годовую подшивку журнала, но
продолжения не обнаружил. С непонятно откуда взявшимся раздражением, на самого себя,
очевидно, захлопнул солидный переплет.
«М-да, у тех людей маленько другие сложности были…» - подумал Федор. Он поколебался
еще немного и занес-таки данные своей кредитной карты в нужные графы на страничке
оформления электронного билета.
«А почему бы, собственно, и нет?» - убеждал себя Круглов, складывая в портфель зубную
щетку и одеколон.
Напоследок он еще раз перечитал приглашение прийти на игру, которое, несомненно, было
адресовано непосредственно и лично ему. Открыл в полноразмерном режиме фотографию,
некоторое время, не шевелясь, таращился в монитор. Напоследок посмотрел прогноз погоды.
Синоптики обещали на следующее утро холод, - 3, -1; в Москве ожидался ветер при переменной
облачности и температура воздуха около 0.
«Тоже мне апрель… Еще не весна…» - мелькнуло в голове у Круглова.
Глава 2
Редкое даже для майской Москвы утреннее солнце за окном бодрило. «Если вдуматься, всю
жизнь кружусь вокруг этого города. Сколько всего с ним связано! Но он словно не замечает меня, равнодушно отворачиваясь всякий раз, когда все уже вроде склеилось. . И тем не менее стремлюсь
в этот Вавилон, всей душой стремлюсь. Чего больше в этом стремлении – неудовлетворенных
амбиций или железы внутренней секреции никак не успокоятся? Или амбиции как раз и рождаются
от выброса тестостерона в кровь?»
Несколько подзапутавшись в этих размышлениях, Федор Круглов попытался прыжком выйти
из стойки на голове. Движение это они учили с Леней на последних тренировках, но получилось
довольно коряво. Привычно усмехнувшись собственной неловкости, он встал на ноги. «Ухмылки
ухмылками, но ведь есть основания и гордиться собой! Есть! К 33 годам тело приобрело
подтянутость и оформленность, и даже некая сноровка появилась в движениях. Спасибо Леньке,
две, а иногда и три индивидуальные тренировки в неделю по системе, которую он называл
загадочным словом «панкратион», даром не прошли».
Федор мог быть доволен своей жизнью в последние месяцы. А ведь как мучился прошлым
летом! Когда Настя заявила, что уходит, что ей надоела такая жизнь, хочется определенности и все
такое. Но прошло. Все-таки первый брак кое-чему научил, Федор с трудом, но смог сказать себе
тогда: «Не уверен – не обгоняй!». «Хорошее жизненное правило, ни разу не подвело, кстати. Правда, если вовремя про него вспоминаю».
А теперь все вроде было хорошо. У него организовались ровные такие, практически дружеские,
но регулярные отношения с двумя очень разными девушками, с которыми он придерживался
политики равноудаленности и не пускал особенно в свою жизнь. За исключением жизни
сексуальной, само собой. А барышни и не претендовали, активно устраивая свое будущее. Без него, конечно.
Так что были, были у него поводы гордиться собой. И даже не Федор, а некий другой стал как-то
потихоньку материализовываться, из тайных детских мечтаний. Из тех, где были известны
Тайна слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и все такое героическое.
Вот только скрюченные в пепельнице окурки не вписывались в общую картину самодовольства.