Когда стали углубляться в лес, мама вдруг сказала:
— Сынок, а куда мы идем?
Я остановился, поправил сумку на плече, обернулся к ней.
— Что ты спросила?
Мама подошла ко мне, испуганно озираясь по сторонам непонимающим взглядом.
— Где мы? — спросила она, — что происходит?
Я бросил сумку, подошел к ней, обнял за плечи и заглянул в глаза.
— Мама?
Она смотрела на меня испуганными, но своими, живыми зелеными глазами! Я так и замер на месте, в горле встал ком. Она снова стала такой как прежде.
Егор.
Мы объехали канал, проскочили мост, выехали на щебенку.
Я приготовился к тому, что начнет трясти, но машина шла мягко, как пароход, лишь иногда по днищу и аркам колес глухо постукивали камешки. Лапа, надо отдать ему должное, вел такую громадину умело.
Я оглянулся назад. Сохатый сидел, тупо глядя через окно на дорогу, ожидая дальнейших приказов. Шпын расслабленно развалился, закинув ногу на ногу, курил, стряхивая пепел прямо на пол. Лишь глаза его блестели в темноте салона злобной чернотой.
Машина резко просигналила, притормозила. Я качнулся, посмотрел вперед. В свете фар увидел, толпу подростков, загородившую всю дорогу, над ними маячило несколько палок, слышались недовольные возгласы.
— Это еще что такое?
— Хрен его знает! — почему-то радостно воскликнул Лапа и снова нажал на клаксон. — Забастовка!
— Чего? — я посмотрел на него. — Какая, нахрен, забастовка?
Лапа лишь пожал плечами, поморгал фарами.
— Поехали, некогда тут, — сказал я.
Видя, что джип не собирается отворачивать, толпа нехотя рассеилась. На дороге остается лишь один смельчак. Или полоумный.
Лапа закричал что-то вроде «Йо-хооо!» и нажал на газ. Мотор заурчал, машина набрала скорость вроде плавно, но меня все равно придавило к сиденью. Я невольно схватился за ручку над дверью, готовый к неминуемому удару. Но в последний момент Лапа славировал вправо, и дурного подростка лишь слегка зацепило левым крылом.
Я обернулся, посмотрел через заднее стекло. Малолетний камикадзе упал, но скорее от испуга, потому что тут же вскочил и замахал вслед машине палкой. К нему подбежали дружки, подружки, захлопали по плечам. Теперь он у них стал героем, дебил.
— Идиоты, — проворчал я.
— Как я его!? — засмеялся Лапа, довольный по уши своим трюком.
— Вперед смотри лучше!
— Шпын! — не унимался он и посмотрел в широкое зеркало заднего вида на лобовом стекле. — Ты видел? Круто!
— Видел, видел! — пробурчал Шпын, — я тоже бы так смог…
— Хрена с два бы ты так смог! — злобно прошипел Лапа, продолжая улыбаться.
— Да пошел ты! — обиделся Шпын и снова отвернулся к окну.
Лапа, не сбавляя скорости, повернул, машину по грунтовке слегка занесло, но он, как заправский гонщик, легким движением руля ее выровнял. Свет от фар высветил впереди длинную прямую дорогу.
Я посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту, чертыхнулся и отвесил Лапе тяжелый подзатыльник.
— Ты куда едешь, чучело? Нам на Солнечный надо, дубина! На Солнечный! — я схватил его за нижнюю челюсть, вывернул голову налево. — Это значит туда! Шумахер, нахер!
Лапа испуганно моргнул, сзади раздался злорадный смех Шпына.
— Заткнись, падла! — завизжал Лапа, обернувшись вполоборота. — Не волнуйся, шеф, я сейчас с той стороны Солнечный объеду, вон там! Быстро!
Он показал рукой вперед. До следующего поворота осталось метров двести.
— Ладно уж! — заскрипел я зубами. — Ехай! Не обратно же сейчас поворачивать! — но очередной затрещины Лапа не избежал.
Сзади раздалось приглушенное хихиканье.
У Лапы на глазах даже слезы выступили. И еще этот недоросток сзади глумился!
— Заткнись ты! — взвизгнул Лапа. — Я тебе, только остановимся, таких кренделей отвешаю, два года шапку носить не сможешь! Понял!
Сзади смолкли. Когда Лапа злой, с ним лучше не шутить.
Мы подъехали к указанному дому, в темноте почти не отличимому от соседних коттеджей.
Я вышел из машины последним. Лапа и Шпын, ругаясь между собой, убежали вперед. Сохатый отстал и стоял у калитки, озираясь по сторонам.
— А ты чего встал? — спросил я.
— А че делать-то?
— Идиот! Задержать беглеца, который должен быть в этом доме!
Сохатый косолапо побежал следом за своими дружками.
Я еле сдерживался, кажется, что этот амбал становился все тупее и тупее с каждой минутой.
Я подошел к входной двери, поднялся на крыльцо. Из-за двери доносились грохот и ругань. Зажегся свет сначала в одной, потом в другой комнате. Я уже понял, что никого мы здесь не найдем.