Немцы, видимо, и не подозревали, что происходит на противоположном берегу Днепра. Они время от времени пускали над рекой одну пулеметную очередь, потом другую и надолго затихали. Зато нас постоянно беспокоили осветительные ракеты.
Через каждые двадцать минут над Днепром ослепительно вспыхивала, подобно маленькому солнцу, ракета, а следом за ней с правого берега доносился слабый щелчок выстрела. Потом несколько минут ракета, подвешенная на парашютике, медленно спускалась вниз, встречалась со своим отражением в воде и гасла. При первой же вспышке ракеты наши бойцы плашмя падали на мокрый песок. И только я и Брезнер застывали в полной неподвижности, превращались на какое-то время в живые статуи. Падать нам было нельзя: любое резкое движение, когда у тебя в руках мина и взрыватель, могло окончиться печально.
Так же, как и я, на какое-то время превращался в неподвижную фигуру и мой ординарец Коля Лесовик, неотступно ходивший следом за мной.
На груди — под плащ-палаткой — у Коли болталась противогазная сумка, наполненная снаряженными взрывателями, и он время от времени совал мне в ладонь очередной взрыватель.
— Только не вздумай падать! — строго предупредил я его. — Со взрывателями шутки плохи! И пуговиц не соберешь…
Первый ряд мин мы с Брезнером поставили сообща.
Шли с разных концов навстречу друг другу. А потом разделились: Борис начал ставить второй ряд, а я третий. И здесь дело пошло быстрее — в нас возник дух соревнования.
Взлетали и повисали над Днепром ракеты, я застывал в неподвижности, потом протягивал руку за очередным взрывателем, нащупывая крошечное отверстие в толовой шашке, вставлял в него взрыватель, опускал снаряженную мину в лунку и протягивал руку снова…
— Отстаешь! — задорно крикнул Борис.
Я посмотрел вперед и увидел, что он на самом деле обошел меня на две или три лунки. И я уже собирался сказать ему, чтобы он не спешил, что в таких делах лучше придерживаться поговорки: «Тише едешь — дальше будешь», — но опоздал.
Там, где на коленях, склонившись над очередной лункой, стоял Борис Брезнер, взметнулось пламя, ахнул взрыв и что-то мягкое, похожее на большую лягушку, с силой ударило меня по лицу (только много позже я догадался, что это была кисть левой руки Бориса).
«Неужели немцы? — подумал я в первый момент. — Неужели обнаружили? Тогда почему я не слышал свиста снаряда или визга мины?»
Я понял и бросился к Борису.
Он по-прежнему стоял на коленях, вытянув вперед руки и покачивая из стороны в сторону головой, с которой слетела каска. Уже начинало светать, и я разглядел, что у Бориса начисто оторвана кисть левой руки, а на правой остался только большой палец.
И тут я услышал странный звук. Показалось, что где-то рядом из неисправного водопроводного крана сочится слабая струйка. А потом я увидел, как из левой руки Бориса, из рассеченной артерии фонтанирует на песок даже в темноте алая кровь…
Я оглянулся. Мои саперы вели себя по-разному. Одни лежали там, где застал их взрыв. Другие, втянув голову в плечи, бежали по направлению к плавням.
— Лесовик! — скомандовал я. — Снять сумку и бегом за Машей!
Но Лесовика, обычно ходившего за мной как тень, рядом не было. Видимо, он, как и я, сначала ошибся и решил не маячить со своим смертоносным грузом в зоне артобстрела.
А Маша уже бежала ко мне. Надо думать, что она, как обычно, мирно дремала под шум дождя в нашей крытой брезентом двуколке, когда взрыв разбудил ее. Она вышла из кустов, где мы оставили двуколку, услышала мою команду Лесовику и помчалась на помощь…
Тем временем Борис перестал качать головой и выдавил сквозь огромные обожженные взрывом губы:
— Сам виноват… Наступил на полу плащ-палатки… Покачнулся, сдавил мину… И вот… Ничего не вижу… Ничего не слышу… Пристрелите меня…
А Маша была уже рядом. На бегу она потеряла пилотку, но даже не оглянулась. Тяжело дыша, опустилась на колени рядом с раненым и зло крикнула:
— Чего стоишь? Снимай свою плащ-палатку! Живо!
Она ловко освободила Брезнера от окровавленных лохмотьев, перетянула жгутами его руки, достала из сумки шприц, сделала укол и распорядилась:
— Положить на плащ-палатку и отнести к двуколке!
Потом медленно поднялась с колен, отряхнула мокрый песок с подола юбки, выпрямилась и сказала куда- то в пространство:
— Растяпа! Стоит и хлопает ушами!
Я действительно стоял после взрыва как истукан. Минуту, может быть, две… Я не раз видел, что способна натворить маленькая двухсотграммовая мина, если взорвется в руках сапера…