Тот все же взял протянутый мешочек. Однако сделал это с таким видом, словно ему вручили исходящую смертельным ядом гадюку. Сэр Костелл прекрасно понимал, что за этим мешочком стоит слишком многое, чтобы его так просто можно было бы игнорировать.
В этот момент, когда ситуация частично начала разрешаться, Тимур решил пойти «ва-банк», ибо другого решения он просто не видел.
— Господин граф, — парень коснулся высокого кожаного ботфорта аристократа, вновь привлекая его внимание. — Прошу вас, помогите нам, — Тимур говорил полушепотом. — Заступитесь за Батисту, моего торгового партнера…
У Фалена удивленно приподнялась бровь. Если честно аристократ был не просто удивлен, а скорее даже неприятно поражен, что спасенный им от побоев, а может и от смерти, гном еще о чем-то смеет просить.
— Ваша светлость, помогите, умоляю вас…, — Тимур понял, что еще немного и все, он потеряет своего торгового партнера. — Этот наконечник, что у вас в руке, это ничто! — горячо зашептал парень. — Вы получите такое, что вам и не снилось…, — уголки рта графа поползли вверх; похоже, гном начал нести какую-то чушь. — Я найду вам серебряные жилы, руду там, где никто и близко ничего не видел! — искорки интереса зажглись в глазах графа и он в задумчивости закачал головой. — Я научу ваших каменщиков строить дворцы и крепости так, как растут грибы после дождя! Я научу вас делать камень! — в запальчивости Тимур уже не прикрывался кланом; впервые он в открытую заявлял, что все это создал именно он. — Помогите нам!
Тот по-прежнему молчал. Решиться на то, что предлагал ему этот странный гном, было не так просто, как кажется. Пусть он будет хоть трижды графом и четырежды кузеном короля, но все это не имеет никакого отношения к этому баронству. Здесь он, Фален, граф Тусконский, владелец десятка дворцов и тысяч акров земель, был всего лишь аристократом и должен был соблюдать или хотя бы стараться соблюдать общие для всех правила игры. Пойти же против господина местных земель без какой-либо значимой причины было бы крайне нежелательным шагом, и могло иметь непредсказуемые последствия в будущем.
— Смотри, гном… ты лично будешь мне должен, — Фален свесился с коня и наклонился почти к самому лицу Тимура. — Поговорим позже… Держись меня!
После этого граф сразу же резко выпрямился и тронул поводья коня, направив его к сэру Костеллу, который в это время о чем-то шептался со своими людьми. Он также был далеко не дурак и чувствовал, что этому, свалившемуся как снег на голову аристократу, было что-то здесь очень нужно. Влезать же в какие-то тайные склоки между баронством и королевством, его ближайшим соседом, ему категорически не хотелось.
— Сэр Костелл, я вынужден вам сообщить, что король Ольстера Роланд в моем лице, как его личного представителя, берет под свое коронное покровительство торговца…, — он на мгновение замолк, вспоминая имя купца. — Батисту из города Вилькова и все, предъявляемые ему обвинения, будет рассматривать в коронном суде.
Во время этой без всякого сомнения неожиданной речи лицо рыцаря менялось так, словно оно было резиновой маской, надетой мужчиной на карнавал. Эмоции волнами пробегали по его лбы, щекам, губам и подбородку, в конце концов показывая насколько он взбешен. Его руки тоже не могли найти себе покоя, то касаясь эфеса меча, то теребя рукоятку кинжала.
— Я понял вас, граф, — сквозь зубы пробормотал он, зло оглядываясь на своих словно окаменевших людей, которые всем своим видом показывали, что хотели бы избежать возможного побоища любой ценой. — Но, я уверен, что милорд не обрадуется такому…
Он махнул рукой и не оглядываясь начал идти в сторону открытых ворот. За ним сразу же потянулись его люди и стража магистрата.
— Ты мне должен, гном, — вновь произнес граф, облегченно провожая взглядом вооруженных солдат. — И не дай благие Боги, если ты мне хоть в чем-то соврал…
А Тимур его уже не слушал. В голове его снова гвоздем засела лшь одна единственная мысль — «на мне повис еще один долг!»
10
Через небольшие покосившиеся домишки на южной окраине Вилькова с радостным гоготом пронеслась кавалькада всадников. Около трех десятков человек скакали довольно плотной группой, благо позволяла ширина начавшегося тракта и уже подсохшая грязь.
— Лафает, — лейтенант с мечтательной улыбкой на губах прибавил ход, чтобы сравняться графом. — Вижу вы вчера тоже «дали жизни этому городишку?! — следу вчерашнего вечера, отданного графом на отдых, ясно проступали на лице лейтенанта. — Даже немного завидую вам, вероятно сю ночь соблазняли невинных дев? Ха-ха-ха-ха!
Тот лишь продолжал улыбаться и молчать, всем своим видом демонстрируя, что если он и соблазнял невинных дев, то это его лично дело.
— Ха-ха-ха! — чуть слышно гоготали скакавшие рядом гвардейцы, такой юмор в их среде был в особой цене. — Ха-ха-ха-ха! — смеялся сам Фален.
Он был в превосходно настроении, что передавалось и его жеребцу, которого приходилось даже чуть сдерживать чтобы он не пустился в галоп.
Честно говоря, без сомнения его чудесное настроение имело под собой очень веские основания, главное из которых заключалось в том, что он выполнил КОРОЛЕВСКОЕ поручение.
Возвращаясь к этой мысли снова и снова, граф испытывал особые эмоции. И это была не восторженность юного героя, которого награждают за совершенный им подвиг; и не «святое» благоговение поданого от оказанной ему монаршей милости… Фален за все эти годы вынужденного безделья и притворства, годы жизни молодого ловеласа, повесы и прожигателя жизни, впервые почувствовал, что он сделал что-то крайне нужное для своего КОРОЛЯ, для своей СТРАНЫ. Воспитанный на многочисленных героических примерах своих родичей, погибавших за своего короля, он чувствовал, что сделал свой первый шаг к их славе…
Тимура же в эти секунды обуревали несколько иные чувства. Был ли он в гневе? Опечален? Или может раздавлен? Может при беглом взгляде, брошенном на его молчаливую сосредоточенную физиономию, и можно было бы так сказать. Тем более для печали и гнева у него было предостаточно причин.
Однако, внутри него «не кипело море ярости», и не шипели от гнева «ядовитые твари». Тимур был раздосадован, но не более. Естественно, он осознавал всю глубину своего падения, в котором виноват как раз он один! Здесь не надо быть гением от стратегии и тактики или мастером предсказаний, чтобы понимать, что зависимость от аристократа с неясными целями свяжет его и его людей по рукам и ногам; что широко раздаваемые им обещания крайне трудно выполнимы; что стычка с баронским представителем — синьором этих земель обязательно будет иметь мало приятные последствия; что и в своем клане и в других кланах никто не будет рад такому обороту событий. Конечно, все это Тимур понимал!
… Гном сидел в своем любимом кресле, на которое уже Батиста уже даже не пытался претендовать, и молча рассматривал входивших в большую комнату людей и гномов. Тимур видел и чувствовал их страх, тревогу и неуверенность… Братья-гномы — Кром и Грум — эти великовозрастные дети, вообще, толком не понимали, что теперь будет со всеми ними. Батиста все еще не мог прийти в себя, шарахаясь от каждого шороха. Ему с прошлого вечера в каждом звуке мерещатся ломящиеся солдаты магистрата или барона, которые хотя его вздернуть на виселицу или насадить его на кол. На лице Амины же было больше тревоги чем страха, и это чувство, как догадывались некоторые, было обусловлено отнюдь не угрожающей лично ей опасности. Торгрим с сыном, было видно по их угрюмым лицам, снова примерял и на себя личину изгоев — гномов без клана и дома. Гном-отце был абсолютно уверен, что после всего этого Совет старейшин даже слушать не будет какие-то оправдания Колина, а просто вышвырнет его из клана. Словом, тяжелая атмосфера захватила всех, кто находился в помещении… Почти всех! Всех, кроме того самого, кто и был виновником!