Тимур, обливаясь кровью, упал на бок.
— Я… их… закапаю…, — пытался он загребать землю одной рукой. — Всех, — он словно каракатица, извиваясь, полз к вовсю разгоревшимся воротам. — Ко мне… Бл-ть, ко мне, — его шепот был еле слышен. — Где же вы?
Он полз вперед, не обращая внимания на летевшие стрелы… Полз, впадая в беспамятство… Полз из последних сил, не замечая, что стрелы уже не летели, а висевшая воротина со скрежетом поползла вниз… Полз по сантиметру, по миллиметру, не слыша, как уже давно стих шум за стеной, как атаковавшая стену толпа, топча друг друга, с испуганными воплями, ринулась от стен… Полз, истекая кровь, не видя, как через обгоревший проем между стеной и так и не сдавшейся повозкой стали пролезать… низкорослые, тяжелые, громыхавшие железом… гномы…
И когда, Тимур сжал пальцы в кулак в очередной раз, то наткнулся на что-то твердое.
— Равнинное отребье! Выкиньте их всех отсюда! Мир верно сходит с ума, если эти мерзкие твари настолько осмелели, что напали на наши земли! Ха… Этот? — толстая подошва сапога с хрустом прижала его ладонь к земле. — Ха… Голову ему подними! Эй! Живой еще?! Ну?! Воды ему плесните! — Тимур с трудом разлепил слипшиеся от крови и пота веки. — Так…, — прямо напротив него сидел пожилой гном, морщинистое лицо которого было покрыто сплошной рунной татуировкой. — Где Амина? Подгорный выродок! Где моя дочь?!
Тимур различал его с трудом. Все перед глазами расплывалось.
— Отец! — вдруг донесся до него громкий и чрезвычайно знакомый голос.
16
Возле стены было непривычно многолюдно. Если особо не вглядываться, то можно было бы даже подумать, что строительство идет своим чередом и ничего страшного не случилось. Люди, как и несколько дней до этого, словно мураши возили в повозках разрубленные на несколько частей бревна, а гномы копошились возле стены.
Однако, это впечатление было обманчивым. При более внимательном взгляде глаза зрителя обязательно бы заметили десятки странных и страшных вещей, которые свидетельствовали о только разыгравшейся здесь трагедии… Высокие стены, рядом с которыми что-то замазывала парочка гномов, все еще хранили на себе черные пятна копоти, которые длинными тенями раскинулись на серой поверхности… Земля в проеме на месте отсутствующих ворот, песок за ним был насквозь пропитан кровью и сейчас окрасился в темно бурый цвет… Чуть в стороне возле скалы лежали три жутко вонявшие выпотрошенные конские туши, с которых даже не сняли части сбруи… За стеной на траве, там где она еще осталась, виднелись небольшие проплешины, напоминавшие непонятные ожоги… Гномы и люди время от времени бросали тревожные взгляды на ближайший лес и дорогу.
Сейчас же было тихо. Непривычно тихо. Все разговаривали негромко — вполголоса или шепотом. Не слышались уже ставшие здесь привычными звуки стука кузнечных молотов и топоров дровосеков, скрежета металлических мастерков. Казалось, даже бессловесные работяги лошади, тянувшие повозки с бревнами, старались издавать меньше шума…
Лишь от одного места за стеной доносился шум. Кто громким, уверенным голосом что-то рассказывал.
— … Твой гонец, доча, нашел меня слишком поздно…, — почти у входа в подземный город клана Черного топора находилось трое — кряжистый, словно вытесанный из старого как само время и твердого дуба, гном и чем-то напоминающая его молодая гнома, а также лежавшее без движения тело. — Поэтому я и был взбешен как сотня горных троллей! Мне почему-то показалось, что эти людишки здесь точно замешаны, — Ага! Значит, я в чем-то был прав! Я и мои войны подкрались к ним через лес. Эти оборванцы видно только что кого-то убили и в тот момент грабили, — отец Амины резко, словно секирой, рубанул рукой. — А тут из-за деревьев выскочили мы, — глаза его горели огнем, ноздри раздувались. — Я то думал будет хорошая драка… А эти доходяги едва только хлебнули крови сразу же побросали свои ржавые железяки, — гном презрительно хмыкнул. — Потом только, когда мои воины приволокли ко мне их предводителя — здорового и страшного как троль человека, да подвесили его на дереве, я и узнал, что в этом у «топоров», которые выкупили мою звездочку, не все ладно.
Дочь тут же прильнула к его груди, крепко обняв старого гнома.
— Отец, почему с тобой столько воинов? — вдруг спросила она, словно о чем-то вспомнив. — Ведь ты же знал, что меня выкупили гномы и я в безопасности… Гонец же должен был все тебе рассказать.
Гном сразу же «почернел». Высокий лоб, едва прикрытый краем массивного шлема, прорезали морщины. А улыбка с его губ пропала, словно ее там и не было.
— У меня плохие новости, доча, — он нежно, словно перед ним стояла та самая угукующая кроха, коснулся волос на ее голове. — Война пришла в наши земли.
Словно в подтверждение этих слов от догоревших ворот к ним подошли двое гномов с секирами, седые бороды которых все еще воинственно топорщились из-под высокого кольчужного ворота. Плоский шлем одного из них красовался глубокой вмятиной, которую мог оставить только хороший удар гномьего боевого молота, а бедро второго было перевязано уже побуревшей грязной тряпкой.
— Как же так? — чуть раскрытый ротик, широко раскрытые глаза; гнома была искренне удивлена. — Ведь подгорный народ уже почти сотню лет не влезал в свары людей…
Отец вновь нахмурился.
— Ты слишком долго не была дома… и не знаешь последних новостей, — он с угрозой окинул взглядом все еще лежавшего без сознания Колина. — Глава клана Сломанной Секиры объявил себя Кровальдом Владыкой гномом и занял трон Подгорных владык, — гнома замера, с ужасом понимая, что этот до безумия стремившийся к власти выродок, настойчиво добивавшийся ее руки, стал над гномами. — На общем собрании кланов хранители поддержали его. Эти…, — он вдруг отвернулся и со злобой сплюнул на землю. — Лжецы объявили его избранником Подгорных богов, отдавших под власть владыки Кровальда всех гномов нашего мира.
Отец Амины замолчал и через некоторое время продолжил.
— Доча, происходит что-то страшное…, — в голосе старого гнома отчетливо прорезалась явственная тревога. — Из тех кланов, что были на совете, только два выступили против того, чтобы владыкой стал Кровольд. Это южные кланы — Рыжебородые и Бронзовой кирки… А три дня назад разнеслась весть о том, что в городе рыжебородых гномов поразила непонятная болезнь, — с тяжелым вздохом продолжил он. — Первыми от страшного жара как лучинки сгорали детки, — побледневшая Амина словно от удара по голове уткнулась в плечо отца и сквозь стиснутые зубы зарыдала. — Потом женки… Вчера от них пришел второй гонец, который просил передать последнего оставшегося в живых старейшины, что в клане Рыжебородых больше не осталось женщин и детей!
Гнома зарыдала еще сильнее. Правда, рыдание это сквозь стиснутые зубы напоминало больше отчаянное рычание раненное волчицы, к лапам которой жались крошечные шерстяные комочки ее щенков.
— Это же он, отец! — горячо шептал она, повернув к нему свое заплаканное лицо. — Это сделал этот выродок! Так быстро жар поднимается только от семян черного цветка! — он вдруг отпрянула от гнома, на груди которого только что рыдала, а ее глаза зажглись гневными огнями. — А ты? Что сказал ты на совете, отец?
Он опустил голову, но тут же ее поднял и твердо посмотрел дочери в глаза.
— Меня там не было. С торговым караваном я был на юге и вернулся только четыре дня назад, когда только узнал о твоем похищении, — гном не врал, он, действительно, отсутствовал почти месяц и гонцы о заседании совета и пропаже дочери и наследницы с трудом нашли его. — Амина…, — старый гном вновь тяжело вздохнул. — Теперь я даже боюсь думать о том, что будет дальше.
Она как-то съежилась после его слов, словно становясь меньше, а потом снова всхлипнула.
— Давно уже гномы не убивали гномов. Видно, опять наступило время обагрить секиры и молоты в крови своих собратьев, — стоявшие возле него него гномы невольно опустили взгляды на свое оружие. — Владыка Кровольд призвал себе на службу клановые отряды… Кровольд решил выступить на стороне шаморского султаната и ударить по землям свободных баронов, выступивших за Ольстерское королевство.