Однако, парень совершенно точно знал нечто другое об этом мире и о гномах в частности, что могло ему реально помочь выправить ситуацию в клане… За все проведенное в этом мире время Тимур уяснил одну очень интересную вещь — люди и гномы, особенно те, с которыми он непосредственно общался, были чрезвычайно суеверны и многим своим казалось бы обычным поступкам придавали по истине сакральное значение. Открытие новой кузни, первая плавка, укус кусочка черного металла маленьким гномом, возложение даров на алтарь подгорных богов и т. д. — все эти события обставлялось особенными правилами и условиями, которые требовалось неукоснительно соблюдать. Нередко же суеверия и устоявшиеся религиозные предрассудки приводило к настоящим трагедиям, которые вполне можно было бы избежать. Так, Тимур никак не мог доказать Амине, что сейчас институт изгоев наносит самим гномам огромный вред, ведь изгоняют они очень часто не истинных преступников и выродков, а самых обычных гномов. Вся вина последних могла состоять в том, что-то изменить в жестком консервативном, длящемся столетиями, порядке вещей… Придумал, как можно совершенно по иному провести плавку металла и сделал это без разрешения старейшин, значит ты не уважаешь подгорных богов, научивших гномов варить метал именно так, а не иначе… Усомнился в том, что гномы совершенно не похожи на людей, значит ты святотатец… Предложил, гномам жить на поверхности и как люди, выращивать хлеб, значит ты против древних порядков… и т. д. и т. п.
Однако, именно эту суеверность и демонстрируемая удивительная наивность в некоторых вещах в этих условиях, Тимур считал своим главным оружием, которое он и будет использовать для того, чтобы сплотить клан… Сплотить вокруг идеи и себя, который бы и стал воплощение этой идеи. Он решил дать членам клана, а позднее и всем остальным, идею… чего уж мелочиться… богоизбранности клана Черных топоров!
«Это же как во вселенной Дюны (фантастической вселенной, придуманной и описанной в книгах фантастом Френком Хербертом) или Матрице (фантастический мир, созданный и воплощенный в кино братьями Вайчовски)! — нащупав верную, как ему казалось мысль, Тимур начал развивать ее. — Им всем, да что греха таить, и мне тоже… нужен Избранный! Тот, кто докажет, что он Избранный, и даст им Мечту и соответственно укажет дорогу к ней!».
По мере того, как его идея обрастала все новыми и новыми подробностями, он все яснее понимал, что нащупал верный путь к решению проблемы.
«Да… кажется оно, — он вскочил с булыжника, на котором сидел уже долгое время, и вновь стал нарезать круги. — Другого пути все равно нет… Так как дело идет сейчас, нас все равно схарчат, а меня прирежут, как надоедливого щенка. «Обычному» клану, такому как и все остальные, в этом мире не стать первым, — Тимур ухмыльнулся, прекрасно понимая, что с этого момента он ввязывается в совершенно другую игру — игру в высшей лиге, где ставкой стане его жизнь и жизнь все его близких в этом мире. — Если не сыграть краплеными картами…».
И вот, когда парень напряженно решал, как все это можно повернуть на пользу клана и на свою пользу, как лидера, ему вновь на помощь пришли знания его мира, о которых он, к сожалению, уже начал забывать. Тимур вспомнил несколько историй о необычных вещах, которые вполне могли ему помочь убедить гномов в том, что ему нужно.
… Еще в училище, когда у них началась практика на одном из местных медленно загибающихся промышленных предприятий (то ли инструментального, то ли механического заводов), Тимуру запомнилась одна рассказанная им, юнцам первокурсникам, история. Травивший тогда в курилке байки один из мастеров старой закалки, который казался таким же дряхлеющим, но неунывающим, как и завод, вспомнил необычный случай из своей насыщенной и длинной биографии. «Да… дай Бог памяти, было это в октябре 64-ом, когда Никитке только пинка под зад дали. Работал я тогда Чебаркульском металургическом на прокате… Какой к лешему прокат автомобилей, темнота?! Металл прокатывали, — старик глубоко затянулся и, выпустив вонючий дым (новомодных сигарет он не признавал и дымил лишь своим собственноручно выращенным самосадом), продолжил. — Был там на участке один дед. Ха-ха, стол лет в обед. Мужики гутарили, что он еще царе Горохе здесь работал. Словом, знал про металл все — от и до…, — тут он строго оглядел жадно слушавших его лопоухих пацанов. — Не то что вы, забодай вас комар! Так вот… Мужики говорили, что дед этот мог руку опустить в расплавленный металл и… никакого ожога на ней не останется! Вот! — он хитро улыбнувшись, поднял палец вверх. — Это вам не пальцем тыкать в телефон, комар вас забодай! Мастер!». После этого рассказа, как помнил Тимур, они замучили старика просьбами все это объяснить. «Че не догадались? Лбы вона какие, а соображения ни на грош, — вновь ухмыльнулся старик. — Наука это! В школе что ли не учат?! Раньше как-то по строже было… Да, скажу, скажу! — мастер вытянул вперед руку. — Дед тот как раз науку то крепко знал. Руку свою он перед этим в воду опускал, а потом в металл расплавленный. Водица-то тогда испаряться резко начинает и защищает кожу. Но главное тута момент пымать и не передержать руку, а то сгорит как спичка!».
— Получиться ли это у меня? — негромко спрашивал он сам у себя, забравшись ради уединения на один из скальных пиков, где его вряд ли бы кто потревожил. — А если все это брехня и, к черту руку, свою прожарю, как колету?! И будет мне прозвище… Жареный Колин. Или вот так — Однорукий Колин!
Все это время Тимур лениво следил за происходящим во дворе их импровизированной крепости. Это созерцание ни как его не отвлекало, а, скорее наоборот, помогало сконцентрироваться.
— А ведь если получиться…, — он на мгновение даже зажмурился от открывающихся перспектив. — И эти фанаты металла заценят… Мой Бог, что тогда можно сделать! — Тимур непроизвольно разинул в предвкушающей улыбке рот. — Только как это все обставить, чтобы выглядело естественнее или нет… лучше путь будет максимально торжественно. При свете факелов, жаркого пламени текущего металла…, — судя по довольному виду парня, вырисовывавшиеся в этот момент в его голове картины, действительно, были грандиозными. — И я тут, весь такой из себя, говорю что-то эдакое и в подтверждение своих слов руку погружаю в льющийся металл! Хотя этого явно маловато для объявления о своей богоизбранности…
Тимур в задумчивости прошелся вдоль пару валунов, с южной стороны густо покрытых зеленоватым бархатистым мхом. Потом сделал несколько шагов в сторону невысокого кустистого дерева, ветви которого были буквально увешены небольшими орехоподобными плодами. Под ноги ему попалось несколько таких плодов, кожура которых поразительно напоминала скорлупу грецкого ореха своей резкой морщинистостью и округлой формой. Непроизвольно задержав взгляд на одном из них, парень несильно пнул его кончиком сапога и тут же остановился. Его внезапно осенило и причиной этого озарения, по всей видимости, и был тот самый напоминающий орех плод.
Ему вспомнил свою последнюю поездку в детский лагерь и закадычного дружка, Мишку Сипягина по прозвищу Дылда, который своими выходками держал в напряжении весь лагерь и в тонусе всех вожатых. Особо запомнилась ему одна его шутка, сделавшая Мишку героем всех мальчишек, да и девчонок тоже. Ее секретом, кстати, он долго не хотел делиться с Тимуром, который дико обижался на него из-за этого.
Тот вечер, когда Мишка впервые показал фокус, впечатался в его детскую память, положив начало длинной череде мальчишеских травм. «Тогда был какой-то концерт, — вспоминал Тимур. — Посвященный то ли морякам, то ли кураторам из МЧС… Словом, до темноты играла музыка и с невысокой деревянной сцены показывали что-то из детской самодеятельности. На первом ряду сидел директор и пара приглашенных теток из районной администрации, который время от времени с кислым видом начинали хлопать в ладоши, — Тимур тогда находился за импровизированными кулисами — высокими накрытыми пыльной тканью квадратными стойками, из-за которых и выходили дети с номерами. — После очередного номера, когда полный высокий пацан на аккордеоне исполнил что-то тягучее и раздольное, на сцену неожиданно выскочила долговязая фигура, в которой он к своему удивлению сразу же узнал своего дружка. Тот стоял к нему в полоборота и с таинственным видом смотрел на приглашенных в первом ряду. Те вновь вяло похлопали, приветствуя нового, как они думали, участника концерта, и вновь начали о чем-то «трещать» между собой, — всех деталей парень конечно сейчас и не помнил, но некоторые вещи запомнились ему особенно четко. — Мишка после недолгого молчания вдруг сильно, по-звериному, взвыл и, надув щеки… Тут Тимур, об этом он никому не рассказывал, чуть не наделал штаны от страха… Изо рта мальчишки, стоявшего на сцене, вдруг вылетел здоровенный примерно полутораметровый огненный факел, ярко осветивший его выпученные глаза, надутые щеки и вставшие дыбом волосы… Что тут началось! Крики! Вопли! Опешившие дебелые тетки хорошо за сорок стали визжать прямо не вставая со своих кресел! Директор лагеря все порывался куда-то бежать, переваливаясь через поваленные кресла! Девчонки с середины зала кричали, что горят! Словом, выступление Мишки произвело эффект разорвавшейся бомбы!».