Анатолий действительно нашел холщовый мешок в котором хранились сухари и пока пленница лежала в отключке прорезал отверстия для глаз.
Та затихла.
— Детей уже жрали?
Пленница отрицательно замотала головой и из глаз ее полились слезы.
Ждать было скучно, успело окончательно стемнеть, когда наконец появился хозяин квартиры. Клацнул замок.
Киборгин приготовил нож, но все пошло не по плану. В прихожую первой вошла молодая девушка.
— Проходи… распологайся…
Пришлось отступить.
Пленница на кухне замычала и задергалась, начав бить ногами о стену. К счастью, Суклетин увлеченный гостьей и общим шумом в прихожей это не сразу расслышал и успел закрыть дверь. Ну а Анатолий хорошо врезал связанной женщине ногой в живот, та скрючилась и затихла.
Гостья тем временем сняв курточку, прошла вперед.
— Ой! — с восклицанием замерла она, увидев валяющееся на полу тело.
Киборгин схватил ее за руку и резко швырнул себе за спину, так что она упала и загремела сбитыми табуретками, после чего завизжала.
Суклетин, худощавый, с бородкой и глубоко посажеными глазами, среагировал моментально, в руке появился нож, и он кинулся в атаку, видимо мгновенно сообразив, что быстро дверь не открыть и не сбежать.
Вот только кидаться с ножом на морского пехотинца с намертво вбитыми в подкорку приемами дело заведомо безнадежно, что и показали следующие мгновения.
Суклетин оказался на полу с заломленной рукой, возможно даже сломанной, не реагировал на боль поверженный противник только потому, что оказался вырублен.
Девка продолжала выть.
— Заткнись.
Та послушно замолкла, даже руками рот прикрыла.
— Как зовут?
— Н-надя…
— Фамилия.
— С-ситяв-вина…
— Запомни этот день Надежда Ситявина. И празднуй. Потому что это второй день твоего рождения.
— П-почему?
— Эти парочка — людоеды. Так что сегодня тебя бы напоили, хорошо отодрали, а потом тюкнув по башке молотком, расчленили и сожрали, накрутив из тебя пельменей и котлет.
Та в неверии выпучила глаза. Но ее можно понять, звучало действительно дико, кто угодно бы засомневался во вменяемости говорящего.
— Вы из милиции?
— Я с мешком на голове похож на мента?
— Н-нет… А кто вы?
— Неравнодушный гражданин.
— Н-но откуда вы тогда узнали… с чего решили, что они… людоеды?
Но на этот вопрос Анатолий отвечать не стал, да и что тут можно ответить? К тому же Суклетин начал приходить в себя.
— А вот они сейчас сами все и расскажут.
Дальше началось жесткое потрошение. Суклетин целую минуту пытался играть невинную жертву, но боль быстро подавила его волю и он раскололся до самого дна.
«А на хрена я вообще все это делаю? — вдруг подумал Киборгин получив омерзительные признания. — Что мне с их признания? В ментовку отдать? Глупость какая… Только время теряю… все равно ведь в живых оставлять не собираюсь».
Поняв, что верх «на боевой операции» взяли соответствующие императивы «вшитые» в подсознание, то есть обязательный допрос пленного врага, но сейчас несколько не та ситуация, Анатолий просто всадил нож в сердце маньяка.
«А что с ней делать?» — подумал он, глядя на подельницу, что смотрела на него с ужасом и мелко тряслась, источая «аромат» дерьма.
Свидетельница тоже забилась в угол и тоже тряслась, непонятно только от всего увиденного или же до нее наконец дошло, чего она только что избежала, а может от всего вместе.
— Жить хочешь?
Пленница активно затрясла головой.
— Пиши явку с повинной. Хотя… на хрен. Отсидишь — выйдешь и кто знает, чем займешься? Может за старое примешься?.. Говорят, дикие животные, вкусив человечины только ей и питаются. А вы сами себя позиционируете как хищники для которых остальные люди лишь дичь, хотя как по мне — падальщики, но и те и другие — животные, а значит и поведение у вас схоже — животные. И оставлять таких зверей в живых нельзя, их отстреливают, чтобы больше не нападали на людей…
Пленница замычала, затрясла головой, начала извиваться, но все бесполезно. Анатолий, подойдя к ней, так же прикончил ударом ножа в сердце.
Заскулила обмочившаяся свидетельница.
Анатолий попытался представить, как все выглядит со стороны и только невесело усмехнулся, получалось, что один маньяк режет других маньяков. Так и свихнуться недолго.
«Теперь будет по ночам в холодном поту и криками просыпаться, — подумал он. — Сопьется… вот ведь, вроде бы и спас, а вроде бы и нет. По крайней мере шанс выкарабкаться у нее есть, да хоть в монастырь уйти…»