Катя взяла группу из 24 крыс и поочерёдно вводила иглы в центр их мозгов. Половине она вводила с орексином. Другие получили инъекции стерильной водой. Сразу стало понятно какие из них получили укол химией. Животные, которые получили орексин, мчались вокруг клетки, как будто они опаздывали на встречу, тогда как животные, получившие водные инъекции время от времени ложились. Некоторые из них иногда начинали медленно блуждать по своим клеткам. Открытия — это кокаин в науке. В 2002 мы опубликовали нашу первую работу, и Катя наконец простила меня.
Эксперимент следовал за экспериментом. Постепенно к нам начали присоединяться другие научные группы. Это было бесспорно, что есть вещества, которые управляют нашей активностью когда мы сидим или двигаемся. Орексин был одним из таких веществ. Это меняет наш взгляд на мир: в следующий раз когда вы будете сидеть на автобусной остановке или в кафе, присмотритесь к окружающим вас людям. Некоторые будут спокойны, но другие будут суетиться и всё время волноваться. Это не простая случайность, их активность являются результатом воздействия вышеописанных нейрохимических факторов на головной мозг.
Крысы, которым Катя вводила нейропрепараты, позволили нам понять как мозг управляет сидением и движением. Поскольку мы вводили химические вещества непосредственно в «основной процессор» центра мозга, мы могли быть уверены, что эти посредники NEAT были эффективны. Из полученных результатов было ясно, что химические изменения в мозге могут заставить крысу быть или «домоседом» или суперактивной. Но мы должны были узнать больше: может ли эта двигательная активность повлиять на массу тела и, в частности привести к накоплению лишнего веса?
Чтобы сделать следующий шаг, я нуждался в нейробиологе, готовом «нырнуть» гораздо глубже. Коллин Новак, опытный нейробиолог из Джорджии, позвонила и высказала желание начать работать с нами. Она послала свою краткую биографию. В ней не было опыта в исследованиях проблем ожирения. Две недели спустя я получил телефонный звонок; женщина на другом конце начала: «Вы должны нанять меня. Я говорю вам — вы получите результат!». Я пригласил Коллин в Рочестер.
Когда я работал в Найроби, я сотрудничал с Джейн Гудболл, знаменитым ученым, исследовавшим шимпанзе. У Коллин были те же самые глаза — словно мягкий огонь. Она была наименее опытным специалистом по проблемам ожирения, которого я когда-либо нанимал, но когда она говорила её глаза горели. Она объяснила, как сможет перевести исследования Кати Коц с животными на следующий уровень. Её планы были безумно честолюбивы. И я нанял её.
За следующие пять лет Коллин обнаружила, что существует целая сеть химических веществ, которые погружают нас на наши стулья или, наоборот, заставляют подняться, влияя на всю нашу двигательную активность.
Однажды днём в 16:00 я оказался на станции Виктория в Мумбаи(Индия). Тысячи людей текли рекой через станцию при крайне влажной погоде и высокой температуре. Поезда прибывали — привозили семьи в город. Поезда убывали — отвозили домой рабочий народ. Исходящий трафик был больше, чем входящий. Когда поезда покидали территорию станции, люди вывешивались наружу, так как у вагонов не было дверей. Это — метафора для того чтобы понять как происходит управление движениями: Мумбаи — гипоталамус мозга, станция — паравентрикулярное ядро, а сама Индия — тело. Железнодорожные пути — нейроны, которые проходят туда и обратно. Молекулы — нейротрансмиттеры, передвигающиеся на них взад и вперёд.
Коллин не только исследовала станцию и места назначения этих путей. Она также обнаружила и массу других веществ — различных типов пассажиров, — которые способствовали движению крыс или их обездвиженности.
У Коллин были все необходимые данные, чтобы стать великим ученым: интеллект, политическая эрудиция, чувство «локтя» (самый важный инструмент ученого для выталкивания других учёных со своего пути), а также неугасаемый энтузиазм. Я стоял за её плечами, когда она выиграла свой первый федеральный грант от Национального Института Здоровья. С квалифицированными заводчиками крыс она начала селекционный эксперимент, чтобы раскрыть, есть ли у толстых крыс предрасположенность к обездвиженности.