Бетон сейчас везде. На востоке Финикс плавно переходит в город Скоттсдейл — с его собственным ворохом высотных зданий и сетью жилых домов. Здания — цвета песка и серого бетона, улицы изобилуют автомобилями. Центр города с населением в 6 миллионов не полностью лишен зелени; в городах сажают деревья и разбивают парки. Сто пятьдесят лет назад Финикс был сельскохозяйственным оазисом; теперь же это — современный город.
Мы не можем вообразить образ жизни людей два века назад, что жили в этой долине, прежде чем всё здесь было заковано в бетон. Мы можем представить что-то только на основе нашего собственного жизненного опыта. У нас уже нет воспоминаний о том, как это было: жизнь основанная на ручном труде и постоянном передвижении на ногах. Жизнь в городских джунглях на стульях — это всё, что мы знаем сейчас.
В 2010 я посетил малочисленное сообщество людей, которые были отвергнуты их обществом в Демократической Республике Конго. Они жили за шестнадцать километров на восток от аэропорта Киншасы. У всех был СПИД и они были бошены своими мужьями, детьми или женами. Так или иначе они нашли друг друга и объединились, чтобы образовать сообщество.
Сообщество было дружным, независимым и успешным. Соратники, как они называли себя, получали бесплатно медицинское обслуживание от «Врачей без границ» и лекарства от ВИЧ от «Глобального Фонда». За каждым был закреплён участок земли приблизительно 12 на 2 ярдов для занятий сельским хозяйством. Приблизительно половина этой полосы земли была необходима для пропитания самого владельца; остаток от урожая продавался, чтобы принести пользу всему сообществу. По сравнению с трущобами Киншасы, это сообщество было так успешно в финансовом отношении, что люди и без ВИЧ-инфекции симулировали его, чтобы жить в нём.
Однажды вечером я наблюдал закат над Киншасой с 24-мя членами этого сообщества. Мы сидели на пластиковых стульях вокруг деревьев, пили Колу и Фанту из стеклянных бутылок и беседовали. Члены сообщества весь день работали и обрабатывали свою землю. Они были измождены. И когда солнце зашло, они сразу разошлись.
В сообществе всем управлял директор, которая представлялась всем как мадам Директрайс. Вскоре после того, как группа собралась, она подняла руки на голову и начала щелкать пальцами. Другие в группе прекратили говорить и начали щелкать пальцами также (Конечно присоединился и я). Затем один из соратников отошёл и вернулся вскоре с бутылками антиретровирусных средств, которые были розданы по кругу из рук в руки; все приняли свои лекарства от ВИЧ. Наступило молчание и мадам Директрайс формально приветствовала меня. Через моего переводчика, Папу Джона, мадам Директрайс попросила, чтобы я рассказал свою историю. Я начал описывать свою поездку в Киншасу из Миннесоты. Мадам Директрайс прервала меня. Она хотела, чтобы я рассказал какую-нибудь историю, но не про себя. Я подумал минуту. Первой вещью, которая пришла в мою голову, были истории, которые мой дедушка и папа раньше рассказывали мне. Они были о группе детей под названием Кричим-много, Плачём-много и Смеёмся-много. Я рассказал сообществу Киншасы историю того, как Плачем-много жаловался однажды на непрерывный дождь (вы помните, я из Англии!), в то время как в то же время Смеемся-много прыгал босой по лужам.
Когда я завершил, мадам Директрайс указала на другого члена сообщества, который рассказал историю о гигантской курице, голова которой жила на небесах, а ноги на земле. История следовала за историей.
Поскольку свет от солнца уже практически исчез, я поехал к себе вместе с Папой Джоном. Я только что был среди самых бедных и самых лишённых людей на земле, и всё же я чувствовал себя более связанным с ними, чем со многими моими соседями в Миннесоте. Промышленная революция во всей ее славе лишила нас этого образа жизни на земле. Во многих отношениях мы должны быть благодарны за это, но в какова цена? В конце рабочего дня люди стали нуждаться в людях. Современный сидячий образ жизни утвердил эру разъединенного одиночества. Искусство устного рассказа умирает также — и вот скоро все истории скроются в непрочитанных книгах. Я очень не хочу допустить это, но я никогда сам не рассказывал моим детям историю Кричим-много, Плачем-много и Смеёмся-много.