Долговязый, метнув в сторону приятеля взгляд, полный мольбы и укора, еще ниже склонился над тарелкой.
— Да ты не смущайся, Павло. Больше изящную словесность читай. «Графа Монте-Кристо» там или про мушкетеров, — не унимался белобрысый. — А то еще хорошая книга есть. «Дома и в обществе» называется. Знаешь, как заговоришь тогда? «Достопочтенная леди буфетчица, снизойдите к вашему покорному слуге. Выбейте три каши и семь чаев…»
— Сам обжора! — вдруг огрызнулся долговязый.
В столовой раздался дружный хохот.
— Вот-вот. Опять не те слова. По правилам ты должен был бросить на пол свою брезентовую рукавицу и предложить мне встретиться за монастырской стеной в девятнадцать ноль ноль. Предлагаю драться на огнетушителях. Я вижу, ты здорово разгорячился и вот-вот вспыхнуть можешь. Не согласен? Тогда поехали.
Александр Павлович получил завтрак и направился было к ближайшему столику, но из угла его окликнули:
— Подсаживайся сюда, Саша. Своих не узнаешь?
Щелкачев оглянулся и увидел давнишнего дружка Федора Чуднова, с которым они служили в армии и, демобилизовавшись, вместе приехали на Север. Сейчас они работали в разных автохозяйствах.
— Привет, Федя, — поздоровался Александр. Далеко?
— Домой. А ты?
— На «Морозный». Технику надо с участка на участок перебросить.
— Федор сплюнул.
— Вот головы садовые! И о чем они там думают, не понимаю. Я же оттуда иду. Трансформатор возил. Можно ж было меня там оставить либо тебе трансформатор прихватить. Порожняком небось идешь?
— Порожняком.
— Ну вот. Ты два порожних конца, да я — один. Четыреста пятьдесят километров — на спидометр, бензин — кошке под хвост и никаких тонна-километров. Здорово хозяйничаем! Ни к чему эти маленькие гаражи и гаражики. Разве один хозяин такое допустил бы?
— Секретарь райкома вчера звонил. Просил машину обязательно и срочно.
— А что он, секретарь райкома, семь пядей во лбу? Ему с прииска позвонили, вот он и принял меры, помог.
В столовую вошел еще один водитель. Сбрасывая возле умывальника телогрейку, громко спросил:
— Хлопцы, чья машина двадцать один четырнадцать? Диспетчер просил зайти.
Александр Павлович залпом допил компот, простился с Федором и направился в диспетчерскую.
В диспетчерской было пусто. Щелкачев подошел к окошку и, узнав дежурного, вошел в служебное помещение.
— Привет, Костя!
Диспетчер, худой бледный мужчина лет тридцати пяти, повернул кудлатую, взлохмаченную голову, и Александр Павлович увидел его покрасневшие, с припухшими веками глаза. Видимо, дежурил он всю ночь.
— А, Сан-Палыч! Здравствуйте, дорогой. Чем могу? — устало, но приветливо поздоровался диспетчер и протянул Щелкачеву левую руку. Правый рукав его пиджака был пустой.
— Это я у тебя спросить должен. Звал?
— Так это твоя машина? Не на своей сегодня? Пустой?
— Пустой, но рейс срочный, — на всякий случай предупредил Щелкачев.
— Может быть, пару часов выкроишь все-таки? — спросил диспетчер и, не дожидаясь ответа, скороговоркой объяснил: — Ваша же машина села. По дороге на Чекчан. Тридцать километров всего в сторону. А у меня обе летучки в разгоне. Шесть часов парень уже сидит.
— Что за машина?
— Я же говорю, ваша, — диспетчер посмотрел на лежащий перед ним на столе табель-календарь, поля которого были испещрены номерами машин, количеством километров, килограммов горючего. — Номер двадцать один ноль пять.
Александр Павлович посмотрел на часы. В его распоряжении оставалось часов пять. Он протянул диспетчеру путевку.
— Пиши!
Если с карты Северо-Востока убрать все линии и оставить только обозначения дорог, то получится рисунок гигантского чудо-дерева. От тысячекилометрового ствола Колымо-Индигирской трассы раскинулись в разные стороны могучие ветви-дороги — к приискам и рудникам, горным участкам и колхозам. А дальше сучки, ветки, веточки — проложенные сквозь тайгу и болота тракторно-санные пути, просеки электролиний, протоптанные оленями маршруты колхозных стад, охотничьи тропы, чуть приметные, вьющиеся вдоль горных распадков и студеных ключей тропинки изыскателей…
Вопреки законам природы, разрастается это чудо-дерево зимой, когда мороз покрывает реки голубым, крепким, как бетон, льдом и появляются новые ветки зимников и нартовых путей.