Всё это создавало благоприятные условия для сближения русского и ясачного трудового населения, для тесного общения в хозяйственно-бытовой сфере, облегчало взаимную передачу трудового опыта, усвоение сибирскими народами более высокой русской культуры. Русские крестьяне не только заложили основы пашенного земледелия в Сибири, но и познакомили с ним местное население. Под их влиянием на более высокую ступень поднялось земледелие у сибирских татар, появилось оно у якутов и некоторых других народов Сибири. От русских ими были заимствованы более совершенные орудия труда (например, соха, пила, долото, струг и др.), способы ведения хозяйства (сенокошение и стойловое содержание скота), способы охоты на пушного зверя (западни-кулёмы), ловли рыбы (перемёты) и т. д. Некоторые народы впервые познакомились с орудиями труда из металла, сделав тем самым шаг из неолита в железный век. В свою очередь, и русские охотно заимствовали у сибирских народов такие стороны материального быта, которые давали возможность лучше приспособляться к условиям необычного для них сурового климата: некоторые виды одежды, жилища, средств передвижения.
Включение Сибири в состав России отдавало её народы во власть её господствующего класса и созданного им мощного государственного аппарата, при этом родо-племенная верхушка и феодальная знать сибирских племён и народов, как правило, активно сближались с господствующим классом России, входили в его состав. Русский же народ не был угнетателем и эксплуататором сибирских народов, он сам томился в царской «тюрьме народов», подвергаясь такому же гнету со стороны того же феодального государства. Близость социального положения трудовых масс русского и ясачного населения порождала общность интересов и классовую солидарность, проявлявшуюся в многочисленных фактах их совместных выступлений против феодального гнёта и произвола царской администрации, в ходе которых нерусские народы вместе с русскими людьми проходили школу классовой, освободительной борьбы против общего врага.
Одним из важных последствий для народов Сибири их вхождения в состав России было прекращение межродовых и межплеменных усобиц, которые вели к взаимному истреблению. Это привело к ускорению процессов формирования крупных народностей из разрозненных племён и этнических групп. На современной этнической карте Сибири мы не встретим названий многих племён XVII века. Это отнюдь не значит, что они были истреблены или вымерли. Они вошли в состав более крупных народностей или слились с русским населением.
Таким образом, присоединение Сибири к России имело огромное историческое значение не только для русского народа, но и для народов Сибири. Включение их в состав государства с более развитым общественно-экономическим строем и более высокой культурой создало условия для резкого ускорения их хозяйственного, социального и культурного развития. После Великой Октябрьской социалистической революции отношения между всеми народами России приобрели новый характер, в условиях полного отсутствия национального и социального гнёта значительно окрепла и принесла свои плоды дружба народов Сибири и русского народа, основы которой были заложены в первое столетие их совместной жизни.
В. ШУЛЬГИН
Н. Коняев
ЛЕГЕНДА О ЕРМАКЕ[1]
ПЕСНЯ
Вначале прошёл слух... Пробравшись сквозь лесные чащобы, смутно и невнятно растёкся он по камским посёлкам — кизилбашских[2] послов пограбили Ермачка именем...».
Кажется, и Стефан Голыш[3] слышал тогда об этом, да позабыл — мало ли слухов ходит по Руси? Позабыл, а снова вспомнил, когда уже наяву, совсем рядом, прозвучало Ермаково имя.
И сейчас, четыре года спустя, помнил Голыш этот день, словно не четыре года прошло, а четыре дня...
По указу настоятеля ездил тогда Стефан в Пыскорский монастырь[4], чтобы отобрать способных учеников для сольвычегодского храма... Поехал без охоты: трудно сыскать людей, способных не только к звонкоголосому пению, но и к постижению музыкальной премудрости — сами такие люди находятся. Но так думал Стефан, отправляясь в путь, а достигнув Камы, только дивился прозорливости настоятеля — из этой поездки и привёз Голыш лучшего, может быть, своего ученика Ивана Лукошко.
Стефан вздохнул и покосился на октоих[5], что лежал на столе перед ним. Самовольно вписал сюда Лукошко чудные напевы служб, словно бы и слышанные уже им, Стефаном, во снах, а тут наяву явившиеся...
3
4