К тому же мояШутка Пилата– сказка философская. Ведь Христос действительно пенетрировал дух человеческий чрез мало для того предназначенное отверстие. Не говоря уже о том, что выражение Свасьяна о «Ливри – авторе порнографических рассказов» было подхваченно таким отребьем – университетскими проститутками – что ему должно быть стыдно за компанию чандал, делающих, вот уже который год, из Свасьяна соучастника наипрезреннейшей клеветы.
И всё это – чтобы замолчать творчество Анатолия Ливри!
Д.Ф. Вообщем, ты уверенно и спокойно позиционируешь себя как сторонника эллинского и языческого образа мысли и жизни, который способен на христианском языке объяснять этот другой строй души.
А.Л. Ницше тоже об этом писал, и тоже часто именно на христианском языке. Так что не я это придумал. Это Ницше называет христианство утонченным иудаизмом, местью чандалы сильным мира сего.
Последние 7 лет я изучал христианскую мистику, всё это «древо жизни», которое есть «крест», «кровь Христова», которое есть «вино», и где каждая месса есть новое распятие Христа, и так далее. Чтобы проникнуться этими вещами, я лично присутствовал на христианских мессах, в том числе на ныне почти запрещенной мессе ПияV-го. И я могу сказать, что этими самыми сверхтрадиционными католиками на самом деле движут еще дионисические мотивы: «мы такие, и такими останемся навсегда!». И это очень схоже в своем фундаментализме с некоторыми современными формами ислама.
Многие арабы, даже из переехавших жить в Европу, душой и рассудком всё еще живут вVII-м веке во времена пророка Мухаммеда. Так же и многие католики, утонченнейшие люди, адвокаты и профессора, продолжают жить по средневековым канонам. А ведь это своего рода шизофрения: с понедельника по пятницу они полицейские, прокуроры, профессора, которые проповедуют идеи французской республики и свободы вероисповедания, а потом отправляющиеся в католические соборы, находящиеся в центре Парижа (стоя несколько часов на коленях и слушая проповеди о спасении своей души).
Д.Ф. Да уж!Давай уже о них закончим, и вернемся к Ницше. В твоей книге многократно повторяется идея о том, что будущие номады-аристократы должны будут разорвать круг вечного возвращения, вырваться из его кольца. Для самого Ницше вечное возвращение было самым мощным жизнеутверждающим учением, вечным «да!» жизни. И, по Ницше, задача состоит не в том, чтобы вырваться из его круга, а в том, чтобы наконец-то в него попасть, то есть жить в соответствии с этим учением. Поясни свою позицию.
А.Л. Для меня Ницше умер в 1889 году. То, что происходило с ним до 1900 года - равно нулю. Ницше возвестил пришествие Сверхчеловека. Когда, как, кто придет – неизвестно, как и то, сколько будет этот Сверхчеловек жить. Сверхчеловека еще не было, и весь мир до его пришествия есть кольцо вечного возвращения. И когда Сверхчеловек придет (каков именно он, мы не знаем, долгожитель ли он? - неважно), это кольцо будет разорвано. Всё, что было до этого прихода Сверхчеловека, есть фатум, десять тысяч лет одного и того же. Но когда Сверхчеловек уже здесь, - он вырывается из этого кольца вечной предопределенности и уже не сможет в него вернуться. Сверхчеловек-долгожитель есть лишь моя гипотеза, которую я пытаюсь продумывать. Он похож на реактивный мотор, способный преодолеть земное притяжение «одного и того же».
Д.Ф. Думаю, что вечное возвращение у Ницше имело совсем иной смысл. Заратустра впервые, то есть как первый философ вечного возвращения, вручает именно сверхчеловеку это своё учение. До Ницше, до Заратустры, до сверхчеловека это учение, хотя и известное древним мудрецам, никогда не выступало как главное учение о мире и человеке. И вот только теперь наступила такая пора, великий полдень, когда оно выходит на самый яркий свет сознания, чтобы собою преобразить человека в сверхчеловека. Сверхчеловек – это первое существо, которое живет по законам вечного возвращения. Он живет единственный раз и навсегда погружен этой своей единственной жизнью в вечность. Вечное возвращение – это учение, вызывающее сверхчеловека к жизни и одновременно имманентное ему.
Любой из нас способен прикоснуться к сверхчеловеческому состоянию через тотальное восприятие учения о вечном возвращении, при котором происходит тотальное принятие себя и своей жизни во всех её подробностях и общем плане, при котором именно этой, и никакой иной жизни (будущей, лучшей, в других мирах, телах, душах, умах, местах, временах, условиях и т.д.) мы говорим «Да!» и «Еще раз!». И наоборот, неспособность сказать так своей жизни есть самая точная мера нашей отдаленности от сверхчеловека и полноты бытия.
Так что вечное возвращение – это не однообразная восточная сансара, «день сурка», из которого надо вырваться, а наоборот, полнота жизни, в которую надо наконец-то окунуться.
Вечное возвращение – это метафизическая концепция, при которой время, все мгновения нашей жизни, погружены в вечность, в вечный круг времени-жизни. Наша жизнь не повторяется многократно, а именно идет по кругу, это всё та же самая одна единственная наша жизнь. Точка ускользающего от нашего сознания разрыва круга – это наша смерть и наше новое рождение в качестве самих себя. Никем другими, кроме самих себя, мы никогда не были и никогда не будем. Мы есть и будем вечно только самими собой, мы, например, будем теперь вечно вести вот этот вот разговор на берегу вот этого швейцарского озера. Если такая метафизическая концепция пропитает собой наш ум, нашу душу, а затем и наше тело, мы преобразимся настолько, что вся наша прежняя жизнь и прежние о ней представления покажутся нам лишь подготовкой к тому, что теперь только начинается. Отныне всё происходящее обретает наивысшую значимость в связи со своим обнаружившимся вечным статусом. Поэтому, если такая метафизическая ситуация представляется кому-то неподъемным грузом или бессмыслицей, то он еще не созрел для вечного возвращения, если же эта ситуация его вдохновляет и радует, - он на пороге новой жизни. И тогда вечное возвращение становится идеей, разделяющей историю и внутреннюю сущность человека на две части: до него или после него, вне него или в соответствии с ним.
А.Л. Видимо, мы обращаем внимание на разные аспекты вечного возвращения.
Д.Ф. Ницшевские концепции разрушают все убогие метафизические концепции христианско-сократического мира, мира чандалы. Он не оставляет нам ни одной из этих жалких метафизических опор. Даже «истина», как самая лживая человеческая иллюзия, безжалостно им разрушается. Одновременно он проводит титаническую работу по замещению христианско-плебейских ценностей прежними языческо-аристократическими, среди которых главное место занимает его концепция воли к власти. Воля к власти – это главная перспектива его философии, вершина пирамиды его мысли, к которой стягивается всё содержание его книг. Воля к власти и вечное возвращение, сопряженные вместе, создают доселе невиданную, мощную и эстетическую, чисто аристократическую жизненную энергетику и перспективу её потока. «Почувствуйте это! - говорит Ницше за строчками своих книг, - это анти-буддистское, чисто западное, энергичное просветление, суть и квинтэссенция западного духа и его экспансии».