- Ждем звонка?
- Да, ждем звонка, - спокойно сказал Гончаров. - Я распорядился, чтобы они позвонили, как только "ТУ" приземлится в Тбилиси, и сообщили, кто их встретил. Коган обещал вылететь за ними, но, насколько я знаю, сейчас он не совсем здоров. - Он взглянул на часы. - Они должны позвонить с минуты на минуту, если только "ТУ" не запоздал. Или если их еще никто не встретил.
- А если Коган так болен, что не мог приехать за ними?
- Вполне вероятно, что он настолько болен, что вообще не может ничего делать. А это повлечет за собою коренные изменения в наших планах. Нам остается только ждать, - сказал он. - Ждать и разговаривать. О том, что общего мы пережили или не пережили в жизни. Но что переживает в своей жизни человек? Он рождается, растет, работает, потом умирает...
- Вы забыли о браке.
- И это тоже у нас с вами происходило совсем по-разному. Видите ли, моя жена... - Он запнулся. - Мне сейчас еще слишком трудно говорить об этом, отрывисто сказал он. - Я никогда о ней не рассказываю.
- Тогда не надо.
- Слишком трудно, - повторил он. - И это даже странно... Ничего в ней не было выдающегося - ни внешности, ни особых достоинств; я бы даже не сказал, что это была самая умная женщина, которую я знал. И все же то, что я в ней нашел... то, что нас связало, было настолько глубоким, настолько личным, что это почти нельзя определить. Это можно только чувствовать, и для меня этого было больше чем достаточно. Мне кажется, такого у меня уже не может быть ни с какой другой женщиной. - Он поднял на Ника искренний, страдальческий взгляд. - Я даже и не надеюсь на это.
- Я бы, например, не мог сказать, чего именно я ищу в женщине, заметил Ник. - Сколько вы прожили вместе, после того как ее освободили?
Гончаров быстро взглянул на него.
- Вы об этом знаете?
- Да, мне говорили. И: как всегда в таких случаях, мне кое-что в вас стало понятнее, но зато напрашиваются другие вопросы.
Гончаров не обратил внимания на этот намек.
- Это было весьма необычное время в нашей истории, которое никогда не должно повториться, - сказал он решительно. - Множеству людей оно обошлось чересчур дорого.
- Я был бы переполнен ненавистью, если бы что-либо подобное случилось с человеком, которого я люблю.
- Я и был переполнен ненавистью, - твердо сказал Гончаров. - Откуда вы взяли, что у меня нет ненависти? Я всю свою жизнь буду ненавидеть то зло, которое вошло тогда в нашу жизнь.
- Но все же вы работаете...
- Вам, наверно, не понять, как все это с нами было. Почему я не должен работать? Вы же работаете, а ведь сознаете вы это или нет, но вы тоже полны ненависти, хотя и другого рода. И эта ненависть так сильна, что почти парализует вас. Я свою ненависть направил на нечто определенное. Я ненавидел зло, те конкретные дела, которые творились у нас в стране, и людей, которые их совершали. Я ненавидел зло, которое так меня страшило. Для человека с чистой совестью так унизительно все время чего-то бояться! Но вы должны понять, что наряду со злом было много хорошего. И хорошее не делалось хуже оттого, что рядом существовало плохое, так же как и плохое не становилось лучше от соседства с хорошим. Быть верным самому себе - вот в чем нельзя было идти на уступки. Часто и в мое нутро заползал червь страха. Изо дня в день я ждал, что меня могут арестовать. Я не был уверен, что дело, которое начато утром, не придется прервать к вечеру. Засыпая, я всегда мог ожидать, что ночью меня поднимут с постели.
- Как же вы могли так жить?
- А как живете вы там, у себя? Я жил потому, что в душе был уверен: настанет время, когда все это кончится. Что бы я себе ни говорил, какая бы ярость во мне ни бушевала, эта уверенность пропитывала все мое существо, как кислород пропитывает землю, по которой мы ходим. И я оказался прав. Она вернулась, и пусть мы прожили с ней только год, все же у нас был хоть этот год. И если того большого, что было у нас с нею, уже не может быть у меня ни с какой другой женщиной, что ж, пусть будет меньшее. Ненамного меньше, - упрямо добавил он. - Но точно такого же быть не может и не должно.
Раздался телефонный звонок, и Гончаров вскочил из-за стола.
- Слава богу! - воскликнул он по-русски. - Наконец-то!
Телефон находился в передней, поэтому до Ника доносилась лишь некая скороговорка. Через несколько минут Гончаров стукнул трубкой о рычажок и вошел в комнату, нахмуренный и мрачный.
- Коган не приехал, прислал кого-то вместо себя. Они не узнают, что с ним, пока не доберутся до станции, то есть до завтрашнего утра. Но, может, дорога займет и больше. В горах сильный буран.
- А если он не в состоянии работать?
Гончаров бросил на него острый взгляд.
- Тогда придется ехать кому-нибудь другому.
- Кому же?
- Кому? - сухо повторил Гончаров. - Мне, разумеется. Само собой, продолжал он, тщательно выбирая слова, - это значит, что мы будем вынуждены отказаться от наших планов. Или же я тут договорюсь о том, чтобы вы продолжали работу в мое отсутствие, если вы все еще намерены остаться.
Ник умышленно промолчал, затягивая паузу: мысль о том, что его опять хотят отстранить, привела его в холодное бешенство. Он выждал, пока Гончаров не взглянул на него.
- Я остаюсь, - сказал Ник.
- Как вам угодно.
- И я хотел бы поехать с вами.
- В горы? Это невозможно.
- Вы обещали показать мне станцию. За этим я и приехал.
Гончаров развел руками, как бы желая сказать, что настаивать бесполезно.
- Ведь вы обещали, - бесстрастно сказал Ник, решив не сдаваться. - Это для меня очень важно. В вас чувствуется та уверенность, которую я уже утратил. А мне она необходима.
- Уверенность? - Гончаров окинул его злым, но недоверчивым взглядом. Вы в своем уме? У меня вот-вот полетит к чертям вся моя трехлетняя работа, а вы толкуете о какой-то уверенности.
- Да. Потому что, как бы ни сложились обстоятельства, вы не отступитесь и вас не остановишь.
Гончаров раздраженно махнул рукой.
- Вы не сможете работать в тамошних условиях, - сказал он. Предупреждаю - обстановка там далеко не комфортабельная.
- Да кто гонится за комфортом, черт возьми? То, чего я ищу, в миллион раз важнее, и вы это знаете!
Лицо Гончарова чуть смягчилось, но через секунду опять стало суровым.
- Я поговорю о вас, - сказал он, но тон его не обещал ничего, кроме отсрочки отказа. - Завтра поезжайте в Дубну, посмотрите циклотрон и лаборатории. Это я могу устроить без особого труда - два-три телефонных звонка и все. До Дубны всего восемьдесят миль на машине; там будут рады повидаться с вами и поговорить. Давайте денек отдохнем друг от друга. А когда вернетесь, я уже получу ответ насчет вас.