- Давайте останемся здесь, - предложил он. На самом деле он просто не хотел, чтобы этот человек входил в его дом. - Здесь прохладнее. Лед и виски вон там, на столике в углу. Вам видно?
- Я забежал попрощаться, - сказал Хэншел, неторопливо опускаясь на стул и наливая себе виски. - Дня через два я еду в Нью-Йорк, чтобы закончить подготовку к отъезду. Я хочу оставить вам свой адрес на случай, если вам понадобится связаться со мной.
Ник пожал плечами. Падавший из гостиной свет исчертил тенями его худое лицо, и от легкого движения светлые волосы тускло блеснули.
- Я уезжаю за границу, - сказал Ник.
- Да, в Москву, - подтвердил Хэншел, - я слышал. Интересная поездка. Но как у вас здесь мило, - заметил он, оглядываясь. - Одинокие мужчины обычно превращают свое жилище в благоустроенный хлев.
- Ну, меня хвалить не за что. Руфь в свое время все наладила, и мне остается только следовать заведенному порядку.
- Разумеется, - сказал Хэншел мягким извиняющимся тоном человека, который вдруг понял, что ненароком напомнил о смерти близкого родственника. - Ваша жизнь, кажется, полна подобных перемен. Ник. Я как-то позвонил к вам в институт, когда вас не было, и узнал, что у вас новая секретарша. А та очаровательная девушка в отпуске?
- Она больше у меня не работает, - отрезал Ник. Он встал, чтобы окончить этот разговор. - Чего вам налить?
- О, я прекрасно устроился. Садитесь, не беспокойтесь обо мне - бутылка рядом, я сам за собой поухаживаю. Она действительно была очаровательна. Как жаль, что она от вас ушла!
- Да. Так куда вы сейчас едете?
- Я дам вам адрес перед уходом, - благодушно сказал Хэншел. Он вздохнул. - Она мне очень понравилась. Наверно, в моем возрасте человеку свойственно мечтать о любви подобной девушки. Когда я был моложе, я смеялся над романами стариков с молоденькими, словно такой старик был комическим персонажем. Но теперь я вижу, что смеяться надо было не над ним. Вы, Ник, еще молоды, вам этого не понять.
- Она была прекрасной секретаршей, - сказал Ник. Он так хорошо держал себя в руках, что голос его звучал почти небрежно. - Но эта работа ее "не удовлетворяла. На телевидении она может добиться гораздо большего. Дело в том, что она по образованию журналистка. Работа в институте была для нее просто некоторой передышкой, без всякого будущего.
Хэншел покосился на него, а потом медленно повернул голову и поглядел ему прямо в глаза. В темноте его лицо казалось бледным пятном.
- Мне кажется, "будущее" - это ваше любимое слово, - заметил он. - О чем бы ни шел разговор, вы в конце концов всегда его произносите. Я тоже иначе относился бы к будущему, если бы со мной была девушка вроде этой. Я буду говорить с вами прямо. Ник, хотя, конечно, это не мое дело: некоторые люди обладают роковой способностью проходить мимо того, что им больше всего нужно, когда оно само идет к ним в руки. Вместо того чтобы покрепче сжать пальцы, они отдергивают их, словно обжегшись. Она последовала бы за вами куда угодно и сделала бы все, чтобы вы были счастливы, я это понял просто по тому, как она на вас глядела.
Ник посмотрел на рюмку, которую сжимал в своих длинных пальцах. Нет, его не спровоцируют на откровенность. Бесцеремонная настойчивость Хэншела все больше приводила его в ярость.
- Это не было ошибкой, - сказал он, сдерживаясь. - Мне пока еще совсем не хочется стать пожилым государственным деятелем от науки. Мне пока еще совсем не хочется связывать свою жизнь с молодой женщиной только потому, что она красива и влюблена в меня, или, вернее, в человека, за которого меня принимает, - я-то хорошо знаю, что совсем на него не похож. Она меня не понимала. И никогда не поняла бы. Бросим эту тему, Леонард. Не заставляйте меня говорить о том, о чем я говорить не хочу.
- Да, конечно, но ведь вы уже начали, и, здесь я или нет, вы уже не остановитесь, так и будете себя терзать. Я вас давно знаю, Ник, и даю вам честное слово, что я вовсе не враг вам, как вы думаете.
- Я не думаю, что вы мне враг, Леонард. Мне трудно объяснить.
- И к тому же вы из тех, кто слишком горд, чтобы снизойти до объяснений. Бьюсь об заклад, что вы и не пытались ничего объяснить этой девушке.
- Я пытался, но ничего не вышло. Если бы мы не расстались, я бы продолжал эти бесполезные объяснения, а потом через некоторое время бросил бы их, и то проклятое одиночество, которое так убийственно в браке, засасывало бы меня все глубже и глубже, - он прямо и безжалостно поглядел на Хэншела, - пока в конце концов мною полностью не овладела бы злоба и ненависть. Но к тому времени уже появились бы дети, о которых она так страстно мечтает. У нас уже был бы дом вроде этого, где каждая комната, каждый предмет были бы частью нашей совместной жизни, и общие друзья - и все вместе образовало бы такую толстую стену, что единственным выходом было бы проломить ее, искалечив всех, кого это коснется. Или - что еще хуже - вовсе не пытаться вырваться и копить, копить ненависть. Вы говорите, я слишком молод, чтобы понять, почему старики ищут молоденьких? А я вам скажу, я уже слишком стар, чтобы поддаваться романтическим порывам, но слишком молод - да, еще слишком молод, чтобы хвататься за что попало, лишь бы кое-как скрасить несколько оставшихся лет. Я сейчас на перевале, и то, что я с собой сделаю, определит всю мою дальнейшую жизнь.
Хэншел вздохнул.
- Ну что ж, на это сказать нечего, у вас свой взгляд, и кто возьмет на себя смелость утверждать, что вы ошибаетесь?
- Прав-то я прав. Но сознавать свою правоту - еще не значит ничего не чувствовать, а мне мои чувства приносят страдание. Вот почему я намерен убраться отсюда как можно скорее, а в Москву ехать кружным путем. Я хочу уехать от самого себя и, если все пойдет, как надо, думаю, что там, с Гончаровым, я вновь обрету себя.
- А может быть, и меня, - заметил Хэншел с легким смешком и встал. Слова Ника не произвели на него никакого впечатления. - Не исключено, что я могу оказаться там примерно к началу вашей конференции, чтобы прощупать почву перед главным разговором в Вене. Ничего еще не решено, но как будет забавно, если мы вдруг встретимся на улице Горького.