– Он сам тебе в этом признался? – шепотом спросила Даша.
– Да, – иронично фыркнул посол. – Он отправил своих мышат, – я о его юных помощниках, – проследить за вами. А после заплатил шайке недалеких умом ворюг, часто промышляющих на рыночной площади, пообещав вдвое больше, когда те вернутся, чего он делать, конечно же, не собирался. Малачи всегда был несколько самовлюбленным и жадным, но я все же думал, что здравомыслия у него было побольше, нежели оказалось в действительности. Мне жаль, что погиб Дзин, и в этом есть только моя вина. Мне стоило предугадать этот ход Малачи и быть настороже. Но все-таки я рад, что ты не пострадала, Даша.
– Ты, – «не виноват», хотела возразить девушка, но Лорэнтиу прервал ее.
– Теперь же, я надеюсь, он более никогда не помыслит предавать лояльных к нему людей. Я хорошо относился и к нему, и к Хетти, но подобные вещи не должны остаться без наказания, – он посмотрел на Дашу, точно что-то решая для себя. – Не знаю, каких взглядов придерживался Дзин, но, думаю, теперь он может обрести покой, если таковой ему могла бы даровать месть. Я убил Малачи с его женой, которая, к моему истинному сожалению, его план лишь поддержала. Больше всего он боялся смерти от яда воронова цветка, убивающего быстро, но мучительно, подобно огню, разъедающему внутренности человека. Разбираться в причинах их смерти никто не станет: дом вместе с их телами я сжег. И ушел, только убедившись, что огонь охватил все строение. Малачи не следовало забывать, кто я такой и что предательство – единственное, чего я никогда не прощаю.
– Но свою жену ты простил, – вырвалось у Даши, прежде чем она спохватилась.
Лорэнтиу же, казалось, был нисколько не удивлен ее осведомленности и, тогда как брови Вереска потрясенно взлетели, только равнодушно пожал плечами:
– Бывшую жену, – невозмутимо исправил он. – Летиция. Не могу сказать, что считаю ее поступок по отношению ко мне предательством. Будь я умнее, то сразу бы понял, что меня провели, как последнего дурака. Она была бесстрашной женщиной с горячим сердцем и холодной головой. По-своему я даже любил ее. И когда узнал истинные намерения своей дражайшей супруги, не позволил информации просочиться за пределы моего кабинета. Летиция отправилась к своему отцу, и после они покинули земли Уэйта, насколько мне известно, отправившись на один из островов Аммонитового архипелага. И надеюсь, там она нашла свое счастье. Однако я бы не хотел более упоминать ее и обсуждать. Чтобы там ни произошло, я ее уважал.
– Прости меня, – потупилась девушка, – за бестактность.
Лорэнтиу только отмахнулся, принимая из рук Вереска глубокую тарелку с похлебкой. Даша поужинала, даже не ощущая вкуса еды, а когда ее тарелка опустела, почувствовала на своем локте руку. Посмотрев вверх, она встретилась взглядом с Лорэнтиу. Молча потянув ее на себя, он вынудил девушку подняться на ноги и ненавязчиво увлек за собой. Даша оглянулась на убирающего посуду и глухо ворчащего Вереска и безропотно последовала за послом. Лорэнтиу достиг кромки леса и углубился в еще редкую чащу, придирчиво осматривая деревья, а достигнув одного покореженного мертвого ствола, удовлетворенно хмыкнул.
Повернувшись к Даше, он остановился и выхватил из закрепленных на поясе ножен меч; крутанув тот на ладони, он протянул его девушке рукоятью вперед. Даша непонимающе уставилась на оружие, всколыхнувшийся в первое мгновение страх, вновь утих и предательским узлом свернулся в груди. Осторожно приняв из рук посла меч, она приподняла оружие, кажущееся для нее достаточно тяжелым, но при этом она помнила, насколько легко им владел Лорэнтиу, когда на них напали разбойники. В отличие от кинжала, меч выглядел слишком простым и дешевым, обычную рукоять ничто не украшало, а на стали едва виднелась гравировка мастера.
– Лорэнтиу, зачем? – нахмурившись, спросила девушка.
– Бей, – коротко бросил он.
Даша, по-прежнему не совсем понимая, чего от нее хотят, хотела задать новый вопрос, но Тин приблизился к толстому стволу и постучал по грубой коре. Покачав головой, Даша протянула меч обратно, но Лорэнтиу отвел ее руку, снова указав на ссохшееся дерево. Выдохнув, девушка несмело замахнулась, вскользь рубанув по стволу, крепкая кора которого даже не треснула. Тин насмешливо фыркнул, и это подстегнуло ее нанести удар сильнее. Лезвие стремительно обрушилось, со стоном вонзаясь в мертвую плоть ствола; удар болью отозвался в руках девушки.
Ярость охватила ее, застилая мир перед глазами туманной пеленой. Даша неистово рубила покореженное и иссушенное временем дерево, точно могла таким образом вернуть дыхание жизни Дзину. Все ее существование неизменно казалось ей лишь сном; теплым, приятным и все-таки сном. Один день сменял другой, едва ли чем-то от него отличаясь, и так проходили год за годом. Даша почувствовала, что комок в горле мешает дышать. Поднимающийся из глубин подсознания гнев удивлял даже ее саму; злость растекалась по телу, заставляя кровь кипеть, а ее саму желать все новых ударов, постепенно превращающих искривленное дерево в пыль.
Боль съедала ее, тоска по дому когтями впивалась в сердце. Хотелось вырваться из сдавливающего душу кокона; хотелось громко говорить и не бояться поступать по велению сердца; освободиться от сдерживающих правилами и страхом цепей. Вновь научиться чувствовать протекающие минуты жизни, словно каждый ее миг – чудо. Весь мир казался ей черно-белым, лишенным любых звуков, словно бы и вовсе в нем не было никакой жизни. Но теперь с каждым ударом меча оглушающие эмоции прорывались наружу, подобно ослепительному солнцу после тысячелетней тьмы вокруг, прорезая ее внутренний эфемерный храм души.
Мир вокруг неистово вертелся, и едва ли Даша запомнила, как они вернулись на место их ночлега, как на опушку леса опустились вечерние сумерки, а вскоре окончательно стемнело. Бинх с приглушенным уханьем взлетел с насиженной ветки, отправляясь на ночную охоту, и этот звук вернул Дашу в действительность. Вереск с Лорэнтиу уже устроились спать, но к девушке сон так и не шел. Стараясь не шуметь, она отбросила в сторону плащ, которым укрывалась вместо одеяла, и вновь достала из сумки письмо Дзина. Придвинувшись к еще горящему костру, девушка вскрыла конверт и извлекла из него сложенный лист бумаги, бережно развернув тот.
Взгляд жадно скользил по неровным строчкам, и Даша ощутила, как на глаза навернулись слезы:
«Даша, сегодня твой день и я бы хотел поздравить тебя с ним. Я желаю тебе не унывать понапрасну, всегда помнить, кто ты есть, уважать себя и ценить. Ты очень хорошая девушка, и я желаю, чтобы ты нашла свой путь в этой жизни, по которому идти, может быть, и нелегко, но эмоционально и счастливо, потому что это твой путь.
Помни, что все эмоциональные и физические слабости существуют лишь в твоем воображении. Не забывай заботиться о себе и, погружаясь в беспокойство о других, помни, что самое важное – это ты сама.
И я желаю тебе всегда оставаться собой. Потому что ты прекрасна, такая, живая, настоящая. А быть настоящей, не значит быть идеальной. Помни, что живой человек может и злиться, и тосковать, и отчаиваться, и плакать, и бросать все, уходить, сдаваться.
Но так же помни, что он может и смеяться, радоваться, быть свободным в своих чувствах, вновь возвращаться на свой путь, преображаться, раскрываться, плыть по течению, бороться.
Нельзя отбросить одну сторону, и только тот, кто умеет тосковать, умеет и по-настоящему радоваться; кто плачет, тот способен искренне смеяться; кто ненавидит, умеет и любить. Вся сила и весь свет находятся внутри тебя. Жизнь странна и непредсказуема, Даша, и ты сама выбираешь свой путь, однако я хочу, чтобы в своем выборе ты всегда стремилась к счастью. Тогда любое твое решение будет правильным.
Дзин.
Кстати, эту мазь я придумал сам. Сомневаюсь, что она способна вылечить какую-то болезнь или ускорить затягивание пореза, но ее запах поможет успокоить тебя и исцелить саднящие раны души.