– Ты уже, гляжу, уходить собрался? – хмуро бросил Вереск. – Мы не держим.
– Котенок недоволен моим обществом? – хмыкнул парень. – Чем же я тебя обидел?
– Слушай, – напряженно сжал пальцами переносицу молодой человек. – Я очень благодарен тебе за помощь в таверне, но как ты можешь стоять здесь и любезничать с нами, после того, как вытворяешь все эти гнусные вещи?!
– Гнусные вещи? – заинтригованно изогнул дугой бровь капитан стражи.
– Мы все заем! – гневно бросил Вереск. – Как ты поступаешь со своими слугами!
– И как же? – вкрадчивая улыбка тронула уголки его тонких губ.
– Убиваешь их, измываешься над трупами, – прошипел юноша. – Ты чудовище!
Враз помрачневшее лицо Деяна заиндевело.
– Боюсь, – зеленые глаза полыхнули холодным блеском, – вы знаете обо мне не все.
Парень стремительно приблизился, грозно нависая над Вереском.
– Например, то, что по душе мне мягкие розовощекие мальчики, а входить я люблю в еще живое, трепыхающееся в агонии тело, наблюдая, как душа оставляет его, – хищный оскал исказил привлекательное лицо. – Каждый вечер я предпочитаю на ужин слабо прожаренные собачьи уши, желательно охотничьих пород, а на удачу у меня в покоях висят гениталии когда-то убитого мною золотошерстного оленя. Ты, я погляжу, очень решительный и смелый, раз уж соизволил высказать мне все прямо в лицо, а не шушукаться, как прочие, за спиной. А может, ты и рассчитывал таким способом привлечь мое внимание? Хочешь оказаться со мной наедине в моих покоях?
Юноша побледнел, а Деян, выждав практически театральную паузу, шумно выдохнул и, опершись рукой о стеллаж, громко захохотал, уже не сдерживаясь и согнувшись, заливался безудержным хохотом, в тоже время пораженно и раздосадовано качая головой, словно не мог поверить, что такое вообще возможно.
– Великие духи, ну вы и идиоты!
– Так это, – растерянно выдохнул Вереск, – неправда?
– Судить по чужим рассказам о человеке – верх глупости, – фыркнув, насмешливо заметил Деян. – Но вам все же простительно, ведь вы, хоть и старше меня, но умом и сообразительностью явно обделены, а уж про здравый смысл я и вовсе говорить не буду. Ну, спасибо, повеселили вы меня знатно, однако надеюсь, впредь попытаетесь своей головой думать, а не слепо соглашаться с такими глупыми слухами, которые, к слову сказать, – самодовольно усмехнулся парень, – я сам же и распустил, дабы на таких обалдуев, как вы, трепещущий ужас нагонять.
Даша пристыженно молчала.
– Извини нас, – ошарашено пробормотал Вереск, скорее машинально.
– За тупость не извиняются, – припечатал капитан стражи, переводя взгляд на Дашу. – Так значит и наш бравый недотрога купился на подобную ересь? Хотя с ним неудивительно, как командиру шепотов ему довелось и не такое повидать за свои недолгие годы жизни. И не смотри на меня так, мне хорошо известно, что собой представляет Лорэнтиу. Для вас двоих он, возможно, и видится неразрешимой загадкой и чарующей тайной, вершащей судьбы народа Уэйта, но для меня он всего лишь человек. Непримечательный особо, надменный, предсказуемый, в чем-то слабый, – губы молодого человека дрогнули в леденящем оскале, – и смертный.
– Зато ты у нас само совершенство, – хмыкнул Вереск.
– О, ты тоже так считаешь?! – воодушевленно воскликнул Деян, хлопнув того широкой ладонью по спине. – Вот уж не думал, что ты окажешься солидарен с этой простой истиной, да еще и своим умом до нее дойдешь. Просто поразительно, да ты, оказывается, не так безнадежен, как я полагал. Я рад, котеночек, безмерно рад.
– Твоя манера речи… – неприязненно скривился юноша.
– Я знаю, на редкость чудесна и сладка для вашего слуха, можешь не говорить.
– Деян, – раздался от двери тихий голос, прервавший капитана стражи.
Даша повернулась, натолкнувшись взглядом на незнакомую девушку. Выше ее самой почти на полторы головы, она была облачена в светлые одежды, украшенные синей и голубой вышивкой; прямые и длинные смоляно-черные волосы тяжело падали на спину, большие полуприкрытые темно-серые глаза безучастно и устало смотрели на них. Она обладала выразительными, но мягкими чертами бледного лица, напомнившими Даше кукол, которыми в детстве любила играть ее сестра. В облике девушки сквозили отстраненность и безразличие ко всему вокруг, смешанные с некой мрачной обреченностью и смирением. Деян молча поклонился ей и представил:
– Марин Айвелон, – прошелестел его голос, – дочь и наследница саркина.
Даша с Вереском учтиво поклонились оставшейся неподвижной девушке.
– Ты нашел то, что я тебя просила? – едва слышно произнесла она.
– Да, – кивнул Деян, беря со стола несколько книг, – идемте, моя госпожа.
Выходя из библиотеки вслед за Марин, он игриво подмигнул Вереску, все еще тихо посмеиваясь. Ненадолго в помещении повисла тишина, которую первой нарушила девушка, пробормотав, что нехорошо получилось, однако Вереск только отмахнулся, что Деян сам виноват, и вообще еще непонятно, где именно тот соврал: в самих слухах или же в том, что слухи ложь. Даша на это только неопределенно пожала плечами, скрываясь между широкими стеллажами. Ей было неловко за свою легковерность, ведь она ни на мгновение не подвергла слова Тина хотя бы крошечному сомнению, в душе непоколебимо уверенная в их полной достоверности.
Прислонившись к прохладному стеллажу, девушка вздохнула.
Как часто выводы о человеке основываются на первом впечатлении и еще чаще на словах других людей, но ничто из этого не имеет цены, ведь сам человек меняется каждый день. Нет, даже каждое мгновение; тот, кого мы встречаем следующим утром, расставшись вечером, уже те тот, кем был. Совсем другая личность. Человек умирает каждое мгновение, вдох делает один, а выдох уже другой человек. Готовы ли мы принимать близкого нам каждый его вдох, каждое мгновение его жизни, принимать иного его, чем он был год тому назад, вчера и даже краткий миг назад?
Мы встречаем людей каждый день, но одного, хотя бы одного из них мы увидели в действительности или же все, что доступно нашему взгляду, – это собственные проекции? Сколько погребенных эмоций мы храним в себе, находя их призрачное отражение в том, что нас окружает, как в другом человеке, так и в событиях или вещах. Присутствуем ли мы сами в этом мгновении здесь, осознаем ли, что на самом деле происходит или же смотрим на мир через пеленой застилающее глаза наше собственное прошлое? Кто же каждый раз говорит с окружающими нас людьми? Мы сами или же наши затаенные в глубинах души страхи и обиды?
Кто находится здесь сейчас в нашем теле?
Мы или же наша иллюзия?
Глава сорок вторая
Снег за окном сиял белыми всполохами в свете утреннего солнца. Примостившись возле перилл балкона и кутаясь в теплую накидку, Даша отстраненно смотрела на припорошенный снегом лес и луга, где местами еще виднелись островки желтоватой высохшей травы и земли. Далекий белый замок императора казался теперь небесным храмом бога, ослепительно сверкающий кристалликами инея. Зима постепенно обосновывается здесь, ласково укрывая крыши города серебристым покрывалом и принося колючую свежесть в прохладный воздух. А через три недели у Лиссы будет день рождения, и она станет полноправно считаться зрелой девушкой, только вот решать свою судьбу возможности ей не дадут.
Поежившись, Даша выдохнула бледно-сизое облачко пара и вернулась в комнату. Мирайн, всю ночь провозившаяся с книгами и свитками в библиотеке, сейчас еще спала, как, вероятно, и Вереск. Чем занят Лорэнтиу, девушка могла только догадываться, наблюдая изо дня в день его постоянные отлучки с Лорэном и неизменно задумчивое выражение лица, на которое с самого приезда тенью легли суровость и отчужденность. Даша могла лишь предполагать, связано это с личными переживаниями молодого человека или же естественной напряженностью в чужой стране и доме, их положением, а может статься, и совсем с иными причинами.