Глава 15
Вена, 1799 год, за десять дней до Рождества. Салон в особняке Гогенштейнов
Глава 15. Вена, 1799 год, за десять дней до Рождества. Салон в особняке Гогенштейнов
Вернулся домой утром, не раздеваясь, упал в постель и проспал до семи часов вечера. Меня разбудила матушка. Она потрясла меня за плечо и сказала:
— Томас, мой мальчик, посыльный принес приглашение в особняк Гогенштейнов на музыкально-литературный вечер. Ах, как неприлично! О салонах принято предупреждать хотя бы за две недели до его начала.
Матушка поджала губы, а я сразу все разгадал. Капризная Клементина поняла, что время ее незамужней жизни на исходе. Отец ее не поддавался на ласковые уговоры и твердил: «Не выберешь жениха, отправишься под венец с тем, кого найду я!»
Клементина догадалась, что муж, которого выберет отец, может оказаться богатым, но старым и толстым вдовцом. Тогда девушка решила собрать вокруг себя всю свиту и все-таки назвать суженого.
Я собрался быстрее солдата по окончанию военной службы. Умылся, камердинер помог мне облачиться в тончайшую шелковую рубашку, кафтан и камзол, сшитые на заказ в известном парижском ателье. Я подождал, пока лакей щедро посыплет парик пудрой, прихватил табакерку, накинул плащ и запрыгнул в парадную карету с фамильным гербом, запряженную четверкой лошадей. У меня появилась хоть и крохотная, но надежда. Я наследник рода, богат и хорошо образован. Я играю на фортепиано. В детстве у меня обнаружили абсолютный музыкальный слух, и я занимался с учителем. Я в совершенстве владею фехтованием и стрельбой на пистолетах!
Томас искоса взглянул на Николаса, но тот не среагировал.
— Томас! — воскликнула я. — Понятно, что ты прекрасная партия для Клементины! Но причем здесь соловей?
Томас, вдохновленный перечислением своих достоинств, оборвал меня:
— Молчи, женщина! В моем рассказе важно каждое слово!
— Томас, если вы еще раз непочтительно обратитесь к фройляйн Марии, я выставлю вас за дверь, — ледяным голосом сообщил Николас.
Томас сник и продолжил уже не так цветисто.
— В салон явились отпрыски все знатных родов Австрии. Они наперебой ухаживали за Клементиной, подносили ей табакерки, бокалы с шампанским и сладости. Девушка смеялась, снисходила до подношений и лукаво смотрела на сурового отца. «Она что-то задумала», — мелькнула у меня мысль.
Клементина села за клавесин, аккуратно расправила атласное светло-голубое платье и сыграла прелестную сонату Доминико Скарлатти. Сорвались бурные аплодисменты. Девушка сделала изящный реверанс и благосклонно приняла целование ручек.
А я не подошел. Я не желал затеряться в многочисленной свите и ждал своего выхода.
— Пастушка, пастушка! — закричал подлиза Фридрих фон Бауэр.
И я чуть не заплакал от досады. Я знал, как прекрасно исполняет Клементина старинную фривольную песню о пастушке.
Девушка ударила по клавишам и запела чудесным звонким голосом:
В этот миг меня лишил
Томный вздох последних сил,
И попалась я, слабея,
В плен жестокого злодея:
Оступилась вдруг и, ах!
Я лежу в его руках!
Барон фон Гогенштейн нахмурился и вышел вон из залы, матушка Клементины засеменила за ним.
А девушка раскраснелась, лукаво засмеялась. Ах, как она прелестна! Свита осыпала ее комплиментами, а я угрюмо молчал.
Клементина не выдержала:
— Барон фон Краузе, разве вам не нравится, как я пою?
— Вы поете как соловей, дорогая баронесса. Но танцуете вы еще лучше! — сказал я в надежде, что все будет по-моему.
— Ах, и вправду, давайте танцевать! — захлопала в ладоши Клементина. — Но кто же нам станет аккомпанировать? Моя дорогая матушка удалилась.
Наступил мой час!
— Я с удовольствием сыграю для вас, дорогая Клементина, — предложил я и сел за клавесин.
Пальцы полетели по клавишам и зазвучали танцевальные мелодии одна за одной: мазурки, польки, лендлер. Клементина перетанцевала со всеми, даже запыхалась, но все чаще она смотрела на меня! И тогда я вытащил последний козырь. Я заиграл вальс. Фридрих фон Бауэр, не мешкая, подбежал к моей нимфе, и она сделала с ним два круга. Но потом оттолкнула его и воскликнула:
— Пора бы уже кому-нибудь заменить барона фон Краузе. Встаньте, барон, а вы садитесь! — Она указала на Фридриха. — Теперь вы будете аккомпанировать, а я станцую с любезным Томасом.
Но оказалось, что невежа не обучен музыке! Он немного посидел за инструментом, вскочил и убежал в другую комнату, пронзая меня злобными взглядами.
Клементина стала подыскивать другую жертву, но Дитрих фон Арштейн воскликнул:
— Милая баронесса вы устали, давайте почитаем стихи!
Девушка молчала. Она смотрела на меня, но и я молчал.
Клементина обидчиво поджала нижнюю губку и воскликнула:
— Господа, вы любите сказки?
Мужчины загудели. Они считали, что уже взрослые и выросли из возраста, когда слушают сказки. Но на всякий случай закивали.
В залу вернулись матушка и отец Клементины и встали возле стены. Матушка смотрела на дочь с надеждой, а отец строго хмурился.
— Тогда вы, наверное, помните сказку о капризной принцессе, которая велела женихам принести ей подснежников зимой, — продолжила Клементина. — Вот и я побуду такой строптивой принцессой! — В голосе Клементины зазвенели слезы, но она справилась и гордо закончила: — Я выйду замуж за того, кто подарит мне соловья для услаждения моего слуха. — Девушка топнула ножкой. — У вас есть время до Рождества! Если птичек окажется несколько, я выберу ту, которая мне больше понравится.
Клементина все-таки не выдержала, посмотрела на меня и, зарыдав, бросилась к матери.
До меня донеслись всхлипывания девушки:
— Матушка, что я наделала! А если он не найдет соловья? Где ж его взять зимой?
— Найдет, — утешала ее мать. — А не найдет, выйдешь замуж за другого, за Фридриха фон Бауэра, к примеру. Прекрасный молодой человек!
— Я не хочу за другого! — еще пуще зарыдала Клементина и мать увела заплаканную девушку.
Мужчины спешили покинуть залу. Я ловил отдельные фразы:
— Напишу письмо герцогу Девонширскому в Лондон. Я слышал, он содержит в поместье целый зоопарк со львами и страусами. Может быть, у него есть соловей и он согласится продать птичку? А весной я ему десяток пташек наловлю.
— Певца найму. Есть у меня такой на примете с редким голосом тенор-альтино. Встанет за ширмой и споет, не отличишь от настоящей птицы.
— Чижа поймаю и перекрашу. Или щегла.
Мужчины строили планы, а я знал, что все их ухищрения не пройдут. Соловья английский герцог не продаст, а если и продаст, то птичка замерзнет при пересылке. Поющего человека Клементина опознает мгновенно, как и крашеного чижа.
«Нужно что-то другое», — думал я по дороге домой. И придумал! Игрушка! Заводная игрушка, исполняющая красивую мелодию. Таким певцом Клементина сможет услаждать свой слух, сколько ее душа пожелает.
Глава 16
Вена, 1799 год, за несколько дней до рождества. Горбатый переулок
Глава 16. Вена, 1799 год, за несколько дней до рождества. Горбатый переулок
Ночь я провел беспокойно, а утром приказал подать карету и отправился на розыски подарка для Клементины. Я объездил всю Вену, устал и продрог, а соловья так и не нашел. Мне предлагали попугаев, павлинов, кукушек и даже лошадок, но соловья не было ни в одной лавке.
Расстроенный, павший духом, я приказал возвращаться домой. Моя затея провалилась, надо придумать новую, но сил на это у меня уже не было. Мне хотелось выпить горячего вина и лечь в постель.
Кучер решил сократить дорогу, и карета заехала в Горбатый переулок. Я угрюмо смотрел в окно и вдруг напротив кофейни заметил лавку с игрушками на витрине. Я проезжал по этой дороге много раз, но лавки раньше не видел. Вероятно, кто-то открыл новый магазин. Я приказал кучеру остановиться, выскочил из кареты и забежал в лавку.