— В машину! — скомандовал Николас. — Томас, держите мой маскарадный костюм!
Он кинул барону синий синтетический кафтан и белый парик. Томас обрадовался и стянул лыжную шапку, обнажив бритый череп.
— В машине переоденетесь! Бегом!
Глава 23
«Лавка чудес»
Глава 23. «Лавка чудес»
Автомобиль медленно преодолевал снегопад. Крупные хлопья залепляли лобовое стекло, дворники непрерывно шуршали, летящий снег рассеивал и смягчал мощный свет фар, а водитель напряженно вглядывался в дорогу.
Наконец «Мерседес» вырвался на расчищенный автобан и помчался вперед черным призраком. Томас с облегчением отпустил мою руку, в которую вцепился от страха. Я встряхнула кистью, а Томас нахлобучил на лысину парик, который тут же свалился, и напялил на футболку просторный кафтан, бурча, что ткань дешевая и колется.
Мы въехали в сказочно прекрасную предрождественскую Вену, сияющую тысячами огней. По пустынным улицам лишь изредка крались автомобили, а по тротуарам спешили домой опаздывающие на праздничный ужин прохожие.
Машина запетляла по старым узким улицам, вырулила на стоянку, и мы облегченно выдохнули: «Доехали!» Часы на панели показывали без четверти двенадцать.
— Побежали! — закричал Николас. — Я не могу припарковать машину ближе. Запрещено!
Он схватил клетку с соловьем, и мы рванули вперед. Томас, проваливаясь в снег туфлями, спешил за нами.
Мы влетели в Горбатый переулок, когда до полуночи осталось десять минут.
— Лавка! — заорал Томас, указывая на дрожащий, изменяющийся магазин сувениров.
Реальность прогнулась, лопнула — и вместо современной неоновой вывески появились старонемецкие буквы, а китайская мигающая гирлянда в окне превратилась в горящие свечи.
— Вот это да! — воскликнул Николас.
Томас толкнул тяжелую старинную дверь, и мы гурьбой ввалились в лавку. Остро запахло благовониями, нагретым воском и чуточку — нафталином
— Я жду вас, господин барон, мастер Николас и фройляйн Мария! — просипел знакомый голос.
Мы с трудом пробрались через груды вещей и подошли к конторке. Скрюченный старик сильно вырос со времени нашего расставания и даже распрямился.
— Герр Камински починил соловья! — завопил Томас. — Отдавай Орден и выпусти меня к Клементине!
— Дайте-ка послушать, — попросил старик, забрал у Николаса птичку и повернул ключик.
Соловей вздернул хвостик и послушно заиграл арию Папагена. Тихо звенели колокольчики, а птичка задорно пела веселую мелодию, ни разу не запнувшись.
— Великолепно! Чудесно! — восхитился старик, подрастая еще выше. — Вы замечательный мастер, герр Камински.
— Орден! Моя флейта! — Я и Томас протянули к деду руки.
— Не надо так громко кричать! — поморщился старик. — Ваши вещи — вот они!
На только что пустом прилавке появились старинный Орден на бархатной подушечке и моя флейта.
— Я отдаю барону фон Краузе Орден Золотого руна, а вы, фройляйн, получите флейту позже. Барон фон Краузе выдержал свое испытание, он не пропал в чужом мире, нашел друзей и научился обращаться с людьми без чванства. Барон, забирайте Орден, клетку с соловьем и поторопитесь! А вы, молодые люди, проследите, чтобы подарок попал одаряемому.
Томас сгреб Орден, схватил клетку с птичкой и побежал к выходу, а нам с Николасом пришлось идти за ним.
За дверью нас ждала непроглядная темнота и сырость. Вместо белого пушистого снега с неба сыпала мелкая крупка и дул холодный ветер. Никто не бродил по переулку, ни заблудившийся турист, ни местный житель, лишь под тусклым фонарем стояла одинокая карета. Кучер, накрывшись плащом, дремал, лошади всхрапывали, встряхивались и переступали ногами.
Вдруг дверца кареты распахнулась и оттуда выпрыгнула женщина в меховой накидке.
— Барон фон Краузе! — закричала она.
— Клементина, любовь моя! — завопил Томас и помчался вперед, хлюпая по лужам и размахивая клеткой, завешанной платком.
Они встретились посередине дороги и протянули к другу руки. Я и Николас, стараясь не попасть в грязь и навоз, подошли и тихонько встали рядом.
— Баронесса фон Гогенштайн! — прошептал Томас. — Я уж думал, что никогда не увижу вас, и так горевал!
— Ах, барон, когда ваша матушка сказала, что вы ушли и не вернулись, я не находила себе места от страха за вас, — отвечала ему хорошенькая девушка в высоком белом парике. — Слухи донесли, что последний раз вас видели входящим в «Лавку чудес», и моя милая матушка отпустила меня ненадолго. А я жду вас уже несколько часов. Какое счастье, барон, что вы живы!
— Вы беспокоились за меня, баронесса? — удивился Томас. — А я нашел для вас соловья, он механический, но зато поет арию из оперы господина Моцарта.
— Ах, не надо мне соловья, дорогой барон. Мне нужны только вы!
Они обнялись, а мы смотрели на них с умилением родителей, женивших шалопая сына на хорошей хозяйственной девушке. А потом, взявшись за руки, побрели обратно в лавку. Николас посмотрел на часы и пробурчал:
— Без пяти минут двенадцать. Время резиновое, что ли? Мы торчим здесь уже четверть часа, а стрелки не двигаются. — Черт! — вскрикнул он. — Я наступил в кучу лошадиного навоза!
— Это гипноз! — хихикнула я.
— Стойте! Подождите! — послышалось позади.
Мы обернулись.
— Герр Камински, фройляйн Мария! — подбежавший Томас крепко обнял нас. — Спасибо вам за все!
Я шмыгнула носом, чмокнула его в щеку и навсегда запомнила Томаса таким, как сейчас: лысым, нелепым, в сползающих трениках, в футболке с Гарри Поттером и с зеленой плюшевой свинкой в кармане синего кафтана.
— Машенька, нам пора! А то останемся здесь навсегда! — поторопил меня Николас.
Мы пулей влетели в лавку.
— Проходите, молодые люди! — проскрипел закутанный в темно-красный плащ высокий седовласый старик с посохом в руке. — Итак, соловей исправлен и подарок вручен! Вы успели до Рождества, хотя мне и пришлось немного растянуть время. Томас и Клементина обрели свое счастье, а сейчас ваша очередь, фройляйн Мария. Перед вами две флейты: ваша, которую подарила бабушка, и моя волшебная флейта. Вы можете выбрать только одну! Выбирайте!
Я схватила свою флейту и радостно рассмеялась.
— Верный выбор, фройляйн, — одобрил старик. — В руках талантливого музыканта, а вы, несомненно, очень талантливы, любая флейта станет волшебной. А что же вы, герр Камински? Какой подарок хотите вы?
— Я уже получил свой подарок, — покачал головой Николас. — Соловья, которого я починил, увидит великий Сказочник и напишет прекрасную сказку. Это ли не подарок для мастера?
— Вы совершенно правы, герр Камински, — сказал старик, подпирая головой потолок лавки. — Ну что ж, молодые люди, вас ждет еще один подарок, но вы узнаете о нем позже! Торопитесь, ваше время истекает!
Он стукнул посохом, и лавка стала преображаться, погасли свечи, загорелась разноцветными лампочками китайская гирлянда. Мы помчались к выходу, роняя на пол статуэтки, шляпы, веера, серебряные ложки, кукол с льняными волосами, а они поднимались в воздух, превращались в футболки, кружки, магнитики и прочую дребедень и ложились на металлические стеллажи. Но входная дверь оставалась прежней: тяжелой и старинной. Николас сильно дернул за ручку и мы, шумно дыша, вывалились на ярко освещенный Горбатый переулок.
Часы на Ратушной башне пробили полночь.
— С Рождеством, Машенька!
— С Рождеством, Николас!
— Я понял, о каком подарке толковал Святой Николай, — тихо сказал Николас. — Я встретил тебя!
— А я тебя!
Снег сыпал хлопья на нас, обнявшихся в белой метели, а мы ничего вокруг не замечали, потому и не увидели вышедшего из сувенирного магазина высокого седобородого старика с большим мешком и посохом .
Конец