- Я не согласен с центром, - сказал Сталин. - Поэтому и просил тебя о встрече.
- Я понял, - ответил Гитлер. - И даже подозреваю, о чем будешь просить.
Сталин постучал трубкой по середине карты. Искра упала на карту, и Гитлер быстро смахнул ее на пол.
- Это Сталинград, - сказал Сталин. - Я тебе его не отдам.
- Но в центре полагают, что ты должен остановить меня у Урала, - заметил Гитлер.
- А сам ты что думаешь?
- Эгоистически я с тобой согласен, - сказал Гитлер. - Взятие Сталинграда продлит войну еще на полгода. Значит, я на полгода позже буду дома. А я боюсь, что просто не доживу.
- Эгоистически, - повторил Сталин. - Сейчас речь идет не о твоем эгоизме, Хил, мой мальчик.
- Каковы твои аргументы?
- Мы выполнили демографические требования центра, - сказал Сталин. - Я сам просчитал недавно: начиная с 1914 года Россия потеряла пятьдесят миллионов человек, почти половину населения.
- Русские быстро плодятся, - сказал Гитлер.
- Ты тоже внес свою лепту.
- Не намного больше, чем планировалось.
- Им хорошо сидеть у компьютеров, - сказал Сталин с неожиданной горечью. - Страна дошла до предела! Когда мы планируем уничтожение в Японии самурайства и раскидываем японский офицерский корпус, как носитель генетики самурайства по островам Тихого океана, чтобы истребить его руками Макартура, я вижу в этом четкую задачу прогресса. Когда мы катастрофически ослабляем Россию, понимая, что в ином случае она станет угрозой дальнейшему развитию земной цивилизации, что она сожрет западные демократии, я иду на это. Когда мы подрываем и уничтожаем германский милитаризм, устраивая первую мировую войну, поощряя фашизм, кидая твои армии в мясорубку, мне тоже ясна логика центра. Но сейчас наступил перебор. Уничтожение моих армий под Сталинградом, ликвидация населения в Поволжье и Закавказье уже не дают прогрессивного эффекта. Не исключено, что твои армии дойдут до Урала и Средней Азии - а ведь именно туда мы отправили те умы страны, что пригодятся для будущего...
- Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ, - тихо сказал Гитлер. Человек не в состоянии соревноваться с компьютером. Этому нас, мой Суус, учили в школе. Ты стал с возрастом сентиментален. Боюсь, что ты стал отожествлять себя со страной, куда тебя кинули. Ведь порой приятно быть кумиром, живым богом, признайся.
- Я недавно видел хронику. Ты на трибуне. Гадкое зрелище. Ты буквально беснуешься.
- Видишь, я задел тебя за живое, - сказал Гитлер. - Выпей молока. Здесь коровы едят лесные травы.
- Ты повторяешься. Сталин смотрел на карту.
- Это удивительная и страшная планета, - сказал Гитлер. - Будь моя воля, я бы снял ее со списка прогресса. Пускай они сами себя сожрут. Чего стоит этот болезненный культ тиранов! Чем больше людей ты уничтожаешь, тем больше тебя воспевают.
- В этом отношении ты по сравнению со мной мальчишка.
- Может быть. Потому и трубы в честь тебя гремят громче. Они стояли и смотрели на карту. Потом Гитлер сказал:
- Тебе пора.
- Ты когда свяжешься с центром? - спросил Сталин.
- Сегодня ночью, - сказал Гитлер. - И я поддержу твою просьбу. Мне так хочется домой...
Гитлер проводил Сталина до лестницы.
- Помнишь, мальчишками мы мечтали о подвигах и боях?
- Мы тогда не знали, как пахнут реки крови, - сказал Сталин.
- Но мы не делаем великое и благородное дело, - сказал Гитлер. Когда-то, достигнув гармонии, земная цивилизация воспоет нас... уже не как тиранов.
- Трудно, - сказал Сталин.
- Я поддержу твою просьбу. Сталин вышел под дождь. "Мерседес" стоял у самого входа в бункер. Плащ не успел высохнуть, и от него было холодно и гадко.
Далеко-далеко, под невидимыми сквозь тучи звездами нарастал смутный гул.
"СБ" идут, подумал Сталин. Я вчера приказал совершить налет на Берлин и почти забыл об этом. А они идут.
Немецкие офицеры замерли, глядя в небо. Уже в танкетке, возвращаясь к партизанскому аэродрому и отворачиваясь от майора, которого вдруг одолел кашель, Сталин вспомнил, что надо бы увеличить пайки писателям, эвакуированным в Чистополь. Но за делами он все время об этом забывает. Впрочем, если те писатели вымрут, найдутся другие. В сущности, это мелочь.
* * *
Они сидели на краю заброшенного, забытого шоссе. Между старых бетонных плит росли кусты рюсы. В лучах закатного солнца вспыхивал искоркой высоко летевший питекор.
Суус сорвал травинку и принялся жевать ее.
- Знаешь, о чем я тоскую? - сказал он. - О глотке грузинского вина.
- Не могу разделить твоей тоски, - сказал Хил. Здоровый образ жизни и несколько удачных операций сделали свое дело. Он казался куда моложе, чем тридцать лет назад, осенью 1942 года по христианскому летоисчислению, в бункере под Ровно. - Мне мысли о той планете отвратительны.
- Я знаю почему, - сказал Суус, поглаживая седые усы - он не смог отказаться от них, вернувшись домой. - Потому что ты потерпел поражение. Помнишь, ты укорял меня за то, что я начал на каком-то этапе ассоциировать себя с социумом, которым я руководил?;
- Не в поражении дело. Мне всегда был гадок строй, который я вынужден был создать, и маска, которую я носил.
Хил лег на спину и прищурившись смотрел в яркое синее небо.
- Может быть, - сказал он после паузы, - виной тому страх. Страх смерти в апреле сорок пятого.
- Наши тебя еле успели вытащить, - сказал Суус. - А какие новости с Земли?
- Ты знаешь.
- Знаю. Но думаю, что мы делаем ошибку.
- Нет, я разделяю позицию центра.
- Но столько усилий! Столько жертв! Если я не ошибаюсь, там за эти годы погибло шестнадцать наших с тобой коллег.
- Семнадцать, - сказал Хил.
- Такие жертвы - и все впустую! Нет, контакт прерывать было нельзя!
- В нашем большом деле бывают ошибки, - сказал Хил. - Если цивилизация генетически тупиковая, дальнейшие жертвы бессмысленны.
- Значит, мы плохо с тобой работали.
- Мы с тобой хорошо работали, - ответил Хил. - Мы отдали Земле лучшие годы жизни. Мы старались...
- По расчетам центра, когда они себя уничтожат?
- Через двадцать лет...
- Черт возьми! - сказал по-русски Суус. - Полжизни за бокал кинсмараули!
- Тебе надо показаться психиатру, Суус, - сказал наставительно Хил.