— Дядя Томас не совсем правильно понял вас, сэр. Видите ли, он решил, что вы просите моей руки, а не руки кузины. Без сомнения, ему этого очень хотелось. Он уже давно беспокоится по поводу моего положения — боится, как бы я не осталась старой девой. Он считает, что обязан непременно выдать меня замуж. Иными словами, я боюсь, он уже разослал объявление о якобы нашей с вами помолвке в газеты, так что к завтрашнему утру об этом узнает весь город.
Гарри с трудом оторвал глаза от атласных розочек и уставился на свои до блеска начищенные сапоги. Несмотря на немыслимое волнение в крови, он умудрился говорить совершенно спокойно.
— Понятно, мисс Баллинджер.
— Пожалуйста, поверьте, милорд, мой дядя допустил ошибку из самых благородных побуждений! Я его самым тщательным образом расспросила, и он был абсолютно уверен, что вы просили моей руки. Вы же знаете, какой он. По большей части он живет в совсем ином мире. Он может помнить все имена своих драгоценных греков и римлян, однако, к сожалению, вечно путает имена собственных домочадцев. Надеюсь, вы это понимаете?
— Хм…
— Да, я не сомневалась, что вы все поймете. Вы наверняка тоже страдали от его рассеянности. И все-таки, — Августа стремительно прошлась по библиотеке; плащ развевался у нее за спиной, точно темный бархатный парус, — еще не все потеряно, хотя завтра нам обоим будет трудно, когда столь неожиданное известие дойдет до слуха наших друзей и знакомых. Впрочем, у меня есть план.
— Господи, спаси и помилуй! — пробормотал себе под нос Гарри.
— Что вы сказали? — Она внимательно посмотрела на него.
— Да так, ничего, мисс Баллинджер. Вы, кажется, говорили о каком-то плане?
— Вот именно. А теперь слушайте. Я понимаю, у вас мало опыта в подобных интригах — слишком вы увлечены наукой, так что будьте, пожалуйста, внимательны.
— По-видимому, у вас-то опыт в таких делах значительный?
— Ну, не совсем в таких, если честно, — покраснела она, — однако кое-что в интригах я смыслю. Просто, если вы понимаете, о чем я говорю, требуется определенная ловкость, помогающая воплотить в жизнь свои планы. А также смелость и ум. И потом, нужно вести себя так, будто ничего необычного не происходит, все время сохранять спокойствие. Вы понимаете меня, милорд?
— Полагаю, что да. Почему бы вам не изложить ваш план целиком, чтобы я смог уловить его суть?
— Прекрасно! — Она сосредоточенно нахмурилась и принялась изучать карту Европы, висевшую на стене. — Дело в том, что, как только в газетах появится сообщение о нашей помолвке, для вас будет уже невозможно с честью взять назад ваше предложение.
— Это верно, — согласился он. — Но я и не думал о том, чтобы взять свое предложение назад.
— Вот именно! Вы попались в ловушку. А вот я вполне могу воспользоваться чисто дамской привилегией и возмутиться, что не спросили моего согласия. Именно так я и поступлю.
— Мисс Баллинджер…
— Ах, я знаю, что поползут бесконечные слухи и сплетни, меня назовут бездушной кокеткой и тому подобное. Возможно, мне даже придется на некоторое время уехать из города, однако какая мне разница? В конце концов, вы окажетесь свободным. И вам все будут только сочувствовать. А когда буря уляжется, вы сможете просить руки моей кузины, как и собирались с самого начала. — Августа выжидающе посмотрела на него.
— И это весь ваш план, мисс Баллинджер? — помолчав, спросил Гарри.
— Боюсь, что да, — обеспокоенно пролепетала она. — А что, он вам кажется чересчур простым? Но мы, наверное, могли бы придумать что-нибудь и более хитроумное? Хотя в целом, по моему глубокому убеждению, чем проще план, тем легче его осуществить.
— На вашу интуицию в данном случае, безусловно, следует полагаться больше, чем на мою, — пробормотал Гарри. — А что, вас так беспокоит возможность оказаться помолвленной?
Ее щеки предательски покраснели и она отвела глаза:
— Это совсем неважно, сэр. Дело в том, что вы просили не моей руки, а руки Клодии. И кто может вас за это винить? Я, например, отлично понимаю вас… Хотя должна предупредить: я не уверена, что ваш брак с Клодией будет счастливым. Вы с ней слишком похожи — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду…
Гарри поднял вверх ладонь, пытаясь прекратить ее словесный поток:
— Мне, видимо, следует кое-что прояснить, прежде чем мы продолжим обсуждение вашего плана.
— Что же?
Он посмотрел на нее с легкой загадочной улыбкой: ему явно очень хотелось предугадать, какова будет ее реакция.
— Ваш дядюшка ничуть не ошибся. Именно вашей руки я просил, мисс Баллинджер.
— Моей?
— Да.
— Моей руки? Вы просили моей руки, милорд? — Она ошеломленно смотрела на него.
Больше Гарри выдержать не мог. Он выпрямился, отошел от стола и, решительно приблизившись к Августе, взял ее дрожащую руку, поднес к губам и нежно поцеловал:
— Вашей руки, Августа.
Пальцы у нее были ледяные, она вся дрожала. Не говоря больше ни слова, Гарри привлек ее к себе. Какая она хрупкая, мелькнуло у него в голове. Тоненькая талия, изящная линия спины, мягкий изгиб бедер под розовым платьем…
— Милорд, я ничего не понимаю, — еле слышно прошептала Августа.
— Ничего удивительного. Но может быть, это вам что-нибудь объяснит…
Гарри наклонился и поцеловал ее. Впервые он по-настоящему обнимал свою невесту. Разумеется, если не считать тот невинный поцелуй, которым она одарила его в библиотеке Энфилда вчера ночью…
Он целовал ее так, как ему мечталось в течение нескольких последних ночей, когда он лежал в своей постели без сна.
Гарри не торопился. Он легко касался разомкнутых губ Августы, прекрасно понимая и охватившее ее смятение, и женское любопытство, и неуверенность. Однако сила ее ответного чувства мгновенно разожгла в его душе пожар; ему безумно хотелось охранять ее, уберечь от какой-нибудь опасности, и вместе с тем не менее сильным было и желание немедленно овладеть ею. И это желание затмевало разум, кружило голову.
Очень нежно он поднял маленькую руку Августы и положил ее себе на плечо. Она сжала его плечо пальцами — точно хваталась за последнюю соломинку. Гарри снова поцеловал ее, на этот раз страстно прильнув к зовущим устам.
Вкус ее губ был поистине неописуем. Сладостный, пряный, совершенно женский, он чрезвычайно будоражил его чувства. Прежде чем Гарри осознал, что делает, он уже со всей страстью приник к этому жаждавшему поцелуев рту. Руки его крепче обвили гибкую талию, сминая розовый шелк. Атласные розочки прильнули к его рубашке. Под тонкой тканью он чувствовал ее напрягшуюся грудь.
Августа тихонько вскрикнула и вдруг, вскинув обе руки, обвила ими шею Гарри. Плащ соскользнул с ее плеч. Гарри, обезумев, судорожно вдыхал аромат ее тела, ее духов. Предвкушение наслаждения стало непереносимым.
Он потянул за один из коротеньких рукавов ее платья, обнажив прелестное плечо и грудь, небольшую, округлую, сводившую его с ума, выскользнувшую из почти несуществующего корсажа. Гарри с нежностью взял зрелый плод в ладонь. Да, он не ошибся: ее соски напоминали спелые ярко-красные ягоды.
— О господи, Гарри… то есть, милорд…
— Гарри — это просто прекрасно! — Он позволил себе коснуться пальцем яркого бутона, цветущего на ее обнаженной груди, потом делал это снова и снова, ощущая ответный трепет ее тела.
Отсвет догорающих в камине дров мерцал в красных камнях ожерелья. Невозможно было отвести взгляд от этой прекрасной женщины. Он наблюдал, как пробуждается в ней страсть, и в его воображении мелькали соблазнительные образы великих античных цариц.
— О, моя Клеопатра! — пробормотал он, задыхаясь.
Августа на мгновение замерла и попыталась вырваться. Гарри снова коснулся розового соска — легко, ласково. Потом поцеловал ее в шею…
— Гарри! — задохнулась Августа, потом вздрогнула и с силой прильнула к нему. Ее руки еще крепче обвили его шею. — Ах, Гарри! Мне всегда хотелось узнать, как это бывает… — Она поцеловала его в шею. Она прижималась к нему всем телом, словно хотела раствориться в нем…