— Но я читал в местных газетах, что войсковой атаман принял в вас особое участие.
— Что войсковой атаман! Итить надо к атаманше, а не к атаману… Войсковой атаман лишь в убытки ввел.
— Но писали, что вам было предоставлено какое-то важное место, не помню… Еще прибавляли, что вы как нижний чин не имели прав государственной службы, но во внимание к особым заслугам и прочее… Он махнул рукой и криво усмехнулся.
— Да, действительно, был такой факт, брехать не стану…
Оглянувшись с некоторым опасением в сторону своего начальника, он осторожно присел рядом со мной, на скамью подсудимых, очень близко, так что я уже все время чувствовал букет казенной винной лавки. Говорил он теперь совсем секретно, шепотом, но по временам некоторые фразы или отдельные слова произносил неожиданно вслух и очень громко.
— Потому что я явился к наказному атаману и говорю: ваше сиятельство! послали вы меня в Думу и сделали из хозяина пролетарием… хуже бы, да некуда!.. Рассказываю подробно, как увели у меня двух лошадей, пару быков, все имущество растащили. «Ну, хорошо, — говорит, — я об вас позабочусь». Послал за правителем канцелярии. «Нет ли у вас ваканции?» — «Найтить можно, — говорит, — помощника делопроизводителя, например». — «Вот надо бывшего нашего представителя устроить». — «Хорошо. А как насчет прав?» — «Это ничего, — наказный говорит, — он подержит екзамент. Можете екзамент подержать?» — «Не могу знать, — говорю, — ваше сиятельство. Я кончил курс в приходском с похвальным листом». — «И отлично. А я попрошу, — говорит, — в юнкарьском поекзаментовать вас. Там народ свой. Останьтесь на недельку, подготовьтесь и тогда…» Остался я на неделю, нанял репетитора. Сладились за две красных, ежели выдержу; двенадцать целковых, ежели не выдержу. Сидел он со мной часов по пяти в день, твердил мне и геометрию, и географию… Всю голову мне разломило! Никогда такой муки не видал, ей-богу!..
Он громко произнес последние слова и протяжно вздохнул. Заметно было, что воспоминания его еще слишком свежи и недостаточно объективированы.
— Прихожу я на екзамент. Начальник училища сидит, учителя. «Не робейте, — говорит, — урядник. Вы — сын тихого Дона». — «Так точно, — говорю, — ваше высокоблагородие. Постараюсь…» Стали спрашивать. «Ну скажите, как называется эта линия, которая…» — как бишь он ее? вот забыл!.. — «по какой центра бьет на окружность…» кажется, да… Подумал-подумал я: дай Бог памяти! Напомнил: «Катет, ваше высокоблагородие!» — «Нет». «Ежели не катет, то епотенуза», — думаю. «Епотенуза, ваше высокоблагородие!» — «Ну, что вы!» — «Виноват, — говорю, — запамятовал сейчас…» — «Ну, это ладно. По арифметике, что ль, спросите его, Иван Игнатьич. Афиметику хорошо знаете?» — «Все четыре действия учил», — говорю. «Отлично. Так по всем четырем его…» А учитель говорит: «На дроби разве? Для будущего производителя это нелишнее». — «Что же, пожалуй. Как вы насчет дробей? Вы — человек военный, а дробь — это хотя и не вполне военная вещь, но касательство имеет к оружию». — «Так точно», — говорю, а сам себе думаю: пропал! ни в дробях, ни в картечи, как говорится, ни в зуб… Репетитор бился-бился со мной два дня, так и бросил, время было коротко, больше на геометрию наседали. Учитель задает: «Приведение дробей к одному знаменателю». Набрался я смелости и трахнул: «Это, ваше высокоблагородие, по программе не полагается!» — «Как не полагается?» — «Так точно. Я по программе даже не видал». — «Вы не дочитали программы. Ну, да ладно. По географии его… что-нибудь полегче». А учитель смеется и говорит: «Зачем полегче! Я ему самый трудный вопрос: какими горами Европа отделяется от Азии?» — «Алтайскими, ваше высокоблагородие!» — «Что вы!» — «У меня в книжке так, ваше высокоблагородие». — «Не может быть. По какой книжке вы готовились?» — «По географии». — «Да… но чья она?» — «Моя собственная». — «Нет, автор кто? Составитель, значит?» — «Элементарный курс, — говорю, — так… зелененькая крышка».
Рассказчик мой остановился и, нагнувшись к колену, быстро высморкался при помощи двух пальцев. Потом достал платок, утерся и слегка задумался. Вспомнив что-то веселое, может быть свои неудачи, он замотал головой и рассмеялся.
— Поговорили они между собой, посмеялись. Начальник спрашивает: «А как у него русское сочинение?» Учитель подает. Посмотрели, опять смеются. «Что же вы, — говорит, — скуповато описание сделали?» Вижу я: веселые они все, не серчают, не обругивают, абы как… Ну, думаю, дело в шляпе. Пропустят, ежели буду гнуть чего-нибудь, притворюсь дураком. Это, бывало, в полку господа офицеры уважают… «Я, — говорю, — не сочинитель, ваше высокоблагородие». — «А кто же вы?» — «Был, — говорю, — станичным атаманом, а теперь, благодаря Думе, пролетарий. Четверо детей, мать-старуха, жена…»