Истомина, перехватив пробегавшего официанта, заказала для Андрея шашлык. «Ну всё, – обречённо подумал аспирант, – теперь точно не хватит. Если только не поровну…».
Это была только половина их застолья. Ещё с полчаса Галина насыщалась – так же деловито-безостановочно. «Что значит, привычка», – добродушно, думал про себя Андрей, сам уже сытый, – «но всё-таки, раньше она ела меньше». Но тут же отвечал себе: «А у неё всё не как раньше. Нет больше прежней девчонки. Она – дама, состоятельная дама, начальница. И может себе позволить. И в некотором смысле – не обязательные ли это издержки её должности и значения? Не компенсация ли за нервы и ответственность?».
Речь Гали стала перемежаться лёгкими вздохами. Пасту девушка «домучивала» уже неспешно.
(«Ну всё уже, всё, – потешался про себя чуть захмелевший аспирант, – куда тебе ещё?»)
– Принесите каппучино, – в перерыве между придыханиями сказала Галина официанту, убиравшему со стола тарелки, – Ты что будешь на десерт?
– Да я вообще-то не…
– Два каппучино и профитроли с кремом Маскарпоне.
– Нет, один каппучино! Мне только чай, пожалуйста!
Какое-то время они сидели, вяло перебрасываясь малозначительными репликами, попивая быстро остывающие кофе и чай. Попытку Андрея рассчитаться Галина мягко, но решительно пресекла, вложив в папочку со счётом несколько сине-зеленоватых купюр. Парень всунул в папку две свои бумажки по пятьсот и несколько по сто, пытаясь сохранить лицо, но испытывая прилив благодарности подруге за понимание.
Несколько минут они молча отдыхали от «испытания желудка», исчерпав темы для беседы. Наконец, молодая начальница со словами «Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому» приподнялась и стала выбираться – осторожно, чтобы не толкнуть стол. Живот у неё стал как на шестом месяце – откровенно и кругло выпирал. Андрей несколько секунд невольно смотрел на него, осознавая, что неприлично пристально пялится, наконец, стал подавать спутнице одежду. Истомина, поймав его взгляд, слегка покраснела, быстро натянула пиджачок, застегнула спереди, после чего деланно-бодро предложила: «Пойдём ещё пройдёмся?».
«Серёгу всё равно нельзя дёргать раньше полседьмого – подумала она о водителе – надо убить время».
Они неспешно двинулись в сторону восточных аллей. Галина под руку со спутником вновь обрела уверенность и ступала короткими, но энергичными шагами.
Неожиданно она вызвала в воображении аспиранта образ пчелиной «матки», королевы трудолюбивого улья. «Управляет своим коллективом, посылает гонцов и сборщиков нектара. Раздаёт поручения и наказания, принимает подношения, растит брюшко… А как насчёт «трутней»? Наседает ли кто-нибудь на неё «в брачном полёте»? Неожиданно ему вспомнилась выдержка из когда-то читанного «по диагонали» садоводческого журнала: «Одна из главных опасностей для пчелиной «царицы» – недоосеменённость». Его бросило в жар приятного стыда, мелькнула горько-весёлая, немного мстительная мысль: «А не твой ли это случай, дорогая? Может, тебе того самого не хватает, вот и подсела на еду как на антидепрессант?
Я пьян. Чушь всякая лезет в голову. Надо встряхнуться».
– У меня нервная работа, требует больших затрат энергии, – словно угадав его мысли, заявила Истомина. Без сожаления, просто констатируя – Но как хорошо пройтись, правда? Славно, что мы сегодня гуляем!»
Столичная жизнь вырабатывает искусство говорить не то, что думаешь, а то, что от тебя ожидают услышать.
– Галка, ты замечательно выглядишь! Красивая, молодая, видная. Ты стольким раньше занималась – и ушу, и в походы на байдарках ходила («лет семь назад» – уточнил внутренний комментатор) – подготовленная, любой спортсменке фору дашь.
Даже самые умные люди почти верят в то, что хотят о себе услышать.
– Да, – тряхнув головой, заявила Истомина, – я всегда пытаюсь быть активной. Движенье – жизнь!
Перед ними было начало знаменитой Белобровинской лестницы – длиннейшего подъёма наверх в несколько сотен ступеней, обнесённого с одной стороны деревянными перилами. Марши восхождения чередовались с небольшими площадками с цветочными клумбами.
– Пошли наверх, – потянула рукой друга Галина. И словно к ней вернулась порывистость её двадцати лет, она смело ринулась на первый марш подъёма. Правда, теперь ей было нелегко взбегать по ступенькам. И всё же стала взбегать – достаточно энергично.
Андрей устремился следом. Перед ним почти на уровне лица ходили ходуном большие «полушария», обтянутые юбкой, мелькали налитые полные ноги, темнели резковато выраженные подколенные ямки. И снова он не мог ответить себе определённо, нравится ему это или нет. Пока это было несколько непривычно.