Часть 3
«Ну и дурак!»
Аспирант зло, дёрганной походкой, с горящим лицом шёл по направлению к вокзалу. От души пнул носком подвернувшийся на тропе бумажный пакет.
Бредущий навстречу поддатый мужичок с бутылкой пива в руке счёл нужным среагировать:
– Ты чё как бешеный?!
«Получу степень, буду преподавать, снимем квартиру… «Нужно» ей это при том, что она уже имеет, наивный чукотский юноша. Ты не сможешь обеспечить ей привычный уровень комфорта. Не будет она прыгать с тобой по съёмным квартирам со старой мебелью, наводить порядок, пытаться создать жалкое подобие уюта».
Через четверть часа он уже стал спокойнее. Что-то внутри него подсказывало, что всё получилось правильно – независимо от его воли.
«Признайся себе – ты уже не любишь её. И вряд ли когда-нибудь любил. Иначе бы не уехал. «Зацепила» она тебя. Просто зацепила когда-то. А это другое. Это пройдёт. Уже проходит».
Быстрая ходьба успокаивала. Улицы родного города летели ему навстречу и развевались за спиной, как волосы. Но родные стены не помогали. В Москву, в Москву, в Москву! – как все три сестры вместе взятые.
«Хватит жить в общаге. Защититься через два месяца – и рвать из этого клоповника. Надоело. Снять квартиру… Нет, квартиру ещё не по карману. Комнату. Найти нормальную работу. Закрутить роман с девушкой попроще – невысокой, фигуристой, с карими глазами, хорошей грудью, широкими бёдрами…».
Ближе к вокзалу с мелочным удовлетворением подумал: «Хорошо, что не потратился на розы».
* * *
– Домой, Серёж.
Первое, что сделала в машине Истомина, пользуясь тем, что была на заднем сиденье – реализовала желание, которое не давало ей покоя весь последний час, даже во время объяснения с другом – выдохнув как можно глубже и сжав пальцами левой руки края молнии сбоку на юбке, осторожно, чтобы не сорвать, расстегнула молнию вниз. После чего почувствовала себя свободнее.
«Мала стала. В понедельник надо надеть что-нибудь другое».
Встреча со старым другом почти не лишила обычного душевного равновесия.
«Решился на объяснение. Надо же. Забавный. Спохватился спустя столько времени. И, похоже, сильно расстроился, «убит» ситуацией. Ничего, пройдёт, может, даже будем друзьями по переписке».
Всё же, небольшое волнение и смущение остались и вызывали дискомфорт. И она инстинктивно убрала его самым своим безотказным способом.
– Серёж, притормози.
В окне была вывеска кофейни – той самой, новой, на Весенней, куда приглашал её Андрей. «Стоит ли? А, семь бед – один ответ». Передала водителю купюру:
– Возьми «латте» и яблочный тарт.
Полчаса тому ей казалось, что она ещё долго ничего не сможет съесть после «Итальянского дворика». Но…
Кофе с молоком был в меру горяч, вызывал умиротворение, треугольник пирога такой, как надо – рассыпчатый и ароматный, с кислинкой верхнего слоя яблок в глазури.
Пока она жевала и запивала, водитель терпеливо ждал, склонившись на баранку.
Промокнула губы, посмотрелась в зеркальце, подвела губы.
– Едем.
Блаженно откинулась на спинку сиденья, рассеянно теребя золотую цепочку сумочки, наблюдая в окно за прохожими. Почти сразу она забыла все неприятные детали окончившегося суматошного дня и лениво плавала в приятных воспоминаниях и мыслях о своём женихе.
* * *
Человек предполагает, а располагают, как известно, другие силы.
Прошло около восьми лет. Андрей далеко не сразу поменял условия проживания, а застрял в студенческом общежитии ещё надолго, «место под солнцем» нашёл нескоро, учёная степень, а потом и звание не оказались пропуском в лучшую жизнь, а следующие его девушки были совершенно не похожи на запавший в него образ. К тридцати шести у него не появилось в Москве собственного жилья, а забрезжило только что-то вроде намёка на него в будущем – призрачный шанс провинциальной лягушки, барахтающейся в столичной сметане и сбивающей её вокруг себя в масло.
Он держится за место в вузе, считающимся одним из престижных, но практикующим произвол и моральный террор руководства в отношении сотрудников и студентов. Давно смирился с тычками и начинает превращаться в обычного плотного, близоруко щурящегося, преждевременно начинающего седеть доцента, лояльного ко всему – в тёмно-синем костюме, в нечищеных по-холостяцки ботинках, с набитым под завязку, оттягивающим руку портфелем.
* * *
Тот, с кем была помолвлена Галина, не женился на ней, хотя и не по её вине, и она незаметно для окружающих, но глубоко страдала. Только через год после разрыва стала появляться на светских мероприятиях – выпукло-зрелая, ещё больше поправившаяся, в откровенных вечерних платьях. Выставляла призывно роскошную грудь, ниже отчаянно утягивалась корсетом из латекса, ночью пыхтела в постели с новым бойфрендом.