— Лукьян, — простонала я.
— Умоляй, — прорычал он, оглядывая моё тело. — Скажи то, что я хочу услышать, и возможно я позволю тебе насладиться последними несколькими минутами на этой земле.
— Иди к чёрту, — рявкнула я, когда мой мозг начал осознавать происходящее.
— Уже там был, и всё не так плохо как говорят, — прошептал он, без предупреждения вводя в меня пальцы, и моё тело скрутило от резкой боли.
Я закричала в шоке и ужасе, глаза наполнились слезами, пока он наказывал меня. Его глаза стали цвета обсидиана, а поведение изменилось. Он прижался ртом к моей плоти и лизнул. Лукьян продолжал толкать пальцы в меня, успокаивая боль ртом, пока не достал их, и фаланги были все в крови. Он использовал кровь, чтобы написать на моей плоти руны смерти. Я наблюдала за ним, а он продолжал писать, периодически останавливаясь, чтобы возобновить медленную, чувственную атаку ртом. Убрав рот, он заменил его своим толстым членом, надавливая головкой на плоть, одновременно завладевая моим ртом губами.
— Может, в следующей жизни ты станешь ещё большим вызовом, моя маленькая ведьма. Ненавижу, когда ты возвращаешься слабой. Однако твоё тело всегда доставляет мне удовольствие
Его обнажённое тело нависло над моим, а член скользнул внутрь и намного глубже. Когда я закричала, он воспользовался неожиданностью, и засунул мне в рот тряпку, чтобы заглушить крики. Ещё дюйм, потом ещё. Я лежала неподвижно, и боль пронзала тело, пока Лукьян наполнял меня. Без всякого предупреждения, он встал с постели. Я тупо смотрела, как он подошёл к комоду, где стоял таз с водой.
— Я не любил тебя в этой жизни, — прошептал он, опустив голову и отвернувшись от меня. — Но ведь ты любила меня, правда? — Я не могла ответить, но вырывалась изо всех сил, прежде чем Лукьян вернётся ко мне. — Твой ковен тебя ищет, но найдёт лишь труп, твоё обнажённое тело, покрытое моими рунами и прекрасно сломанное. Должен признать, из всех твоих реинкарнации, эту было легче всего найти. Ковен же, бедняги, они даже не понимают, что происходит. Они все должны проживать твои прошлые жизни во снах. Знаешь, мне помогает, наблюдать за стараниями после того, как они настроили тебя против меня. Я наслаждаюсь их болью, но никогда твоей, ведьма. Твоя преследует меня, пока я снова тебя не отыщу.
Я закричала сквозь кляп, округляя глаза, когда вдохнула тошнотворно сладкий запах того, чем пропитана ткань. Я повернула голову, глядя на верёвки, которые держали меня. Стены покрыты рунами, которые я не заметила прежде. Я лежала перед зеркалом, и смотрела на своё голое тело — тёмные волосы и пара широко распахнутых изумрудных глаз. Я повернулась, когда Лукьян подошёл ко мне, и ударила, как только он оказался близко.
— Вот боец, которого я люблю, но уже поздно, — промурлыкал он, проводя пальцами по моей щеке. — Ты уже умираешь — кляп смочен ядом болиголова и белого воронца. Это медленная смерть, поскольку он усыпит тебя и доберётся до твоего сердца, останавливая ритм. Забавно, но ты не умоляла меня и не говорила о вечной любви. Раньше ты всегда это говорила, прямо перед тем, как пыталась соблазнить, а затем убить.
Он нежно поцеловал меня в щеку, опуская пальцы ниже по шее, замечая, как яд взял контроль над моим организмом. Я изо всех сил старалась вспомнить проклятие, вспомнить, что должна сделать. Мы всё спланировали, но я не могла вспомнить.
— Магдалена, — кричал он. — Вставай!
— Ещё нет, я должна вспомнить, — прошептала я.
— Проснись, Лена, да проснись ты, мать твою! — кричал он; только в этот раз его голос был похож на голос Джошуа.
— Я должна вспомнить прежде, чем станет поздно проклясть его, — бубнила я.
— Вставай!
Я села, широко распахнув глаза, когда сон ушёл. Джошуа. Вся в поту и всего в шаге от агонии, я осмотрелась. Мне казалось, что вокруг витает запах яда. Я потёрла глаза тыльной стороной ладони и замерла.
— Пожар, — прошептала я, повернулась, вывалилась из кровати и побежала по комнате, даже не думая переодеться. Я открыла входную дверь коттеджа, и кровь в венах застыла. С онемением я сделала шаг вперёд в сторону основного дома, когда одно из окон нижнего этажа разбилось вдребезги, выпуская наружу столп чёрного дыма.
— Нет!