— А есть другая комната, где я могу спать? — спросила я, уклоняясь от ответа.
— Тебе нужна ванна. В других моются твоя мать и сестра, а ждать ты не можешь, так что воспользуешься моей. Бейн принесёт целебные соли, а также лепестки цветов для лечения ожогов. Сядь и расслабься, пока я всё приготовлю.
Я сглотнула. Лукьян приготовит мне ванну, у себя в спальне. Мужчина, который почти взял меня на кухне коттеджа, проник в мои сны, соблазнял и мучил тело, пока оно не оказалось на грани безумия, теперь заботился обо мне. Я не знала, что чувствовала по этому поводу, но была благодарна, что мы не умерли. Сегодня он дважды спас меня и мою семью. Что-то случилось с ковеном, кто-то нацелился на нас, и я планировала выяснить почему.
Для начала мне нужно исцелиться. Адреналин сходил на нет, а вместе с этим пришла невероятная боль от ожогов, которые я получила, пытаясь быть героиней, и абсолютно провалившись.
Я сидела в мягком кресле с высокой спинкой, пока Лукьян и Бейн ходили по комнате. Затем Лукьян остановился передо мной и протянул руку. Я приняла её и поморщилась от пронзившей боли. Ужасно; из-за простых и привычных движений я морщилась.
Я вошла в ванную с Лукьяном, который закрыл нас внутри, и остановилась, чтобы повернуться и посмотреть на него. По моим щекам, обжигая кожу, текли слёзы.
— Я сама могу справиться, — пробормотала я.
— Ты упадёшь в обморок ещё до того, как войдёшь в воду; ожоги намного больнее любого пореза. Не волнуйся, Лена, я не собираюсь соблазнять тебя, пока не поправишься. Я очень терпеливый мужчина. — Он достал ножницы из ящика туалетного столика.
— Я сама могу, — настояла я, не желая обнажаться перед ним, но понимая, что у меня не было сил даже снять одежду. Говорить больно, всё болит. Кто же знал, что для разговора требуется воздействовать столько мышц?
— Я не сниму с тебя трусики, но ты войдёшь в воду, — настоял он.
— Хорошо, — сдалась я и изо всех старалась развернуться так, чтобы он мог разрезать ткань сзади, а не спереди. Я почувствовала, как он осторожно перебирает волосы и мягко кладёт их мне на плечо, а затем звук разрезания ткани наполнил комнату. Я не видела ожогов, но когда посмотрела вниз, увидела ужасные отметины на опухших ногах. Чёрная сажа застряла в повреждённых тканях, и я закрыла глаза, про себя молясь, чтобы ковен быстрее появился и исцелил мою семью и меня.
— Не двигайся, Магдалена, — прошептал Лукьян, когда лезвие ножниц коснулось спины, и я вздрогнула. Я чувствовала, как он ставит пальцы, чтобы не дать лезвию задевать кожу. Его прикосновение превратило мою и без того пылающую плоть в пламя. Мои соски затвердели, стоило прохладному воздуху их коснуться, когда Лукьян срезал с меня верх. Я хотела прикрытья волосами, но он поднял их и собрал в хвост. Его способность делать это с такой лёгкостью пробудила интерес, сколько же женщин у него было. Он не дёрнул и не пропустил ни одного волоска. Закончив, он обошёл меня и, не сводя взгляда, помог войти в тёплую воду, наполненную ароматными лепестками. Как только я оказалась в воде, застонала и закрыла глаза. Именно так чувствуешь себя в раю. Боль сошла на нет, соль лей-линии облегчила ожоги. Соль была своего рода мазью для ведьм и наполнена целебными свойствами. Сейчас она жгла, но могла облегчить почти любую рану, если была нанесена правильно и как можно скорее. Аромат цветов опьянял, и я вздохнула, избавляясь от ядовитого, сернистого запаха огня. Я испытала такое облегчение, что даже не услышала, как Лукьян пошевелился или вернулся с губкой.
— Сейчас будет больно, — предупредил он. — Это нужно сделать. Если сможем засыпать соль глубоко, предотвратим рубцы.
— Шрамы меня не волнуют, — прошептала я, открывая глаза. — Шрамы рассказывают историю. Они есть у всех, даже если их не видно. У меня внутри достаточно шрамов, так что наружные будут неважны.
— Я буду мыть тебя, так что, принцесса, увижу.
— Я не принцесса, — прошептала я, посмотрев на него.
Он усмехнулся, покачал головой, сунул руку в воду и вытащил мою руку.
Я откинулась на бортик ванны, наблюдая, как его глаза скользнули по моей обнажённой плоти, а затем поднялись, чтобы встретиться со мной взглядом, который обжигал сильнее пламени пожара.
— Вот, — сказала я, протягивая руку к краю ванны, чтобы он мог ею заняться. — Я не везде обгорела, — прошептала я, мысленно молясь, чтобы в других местах ожогов не было.
— Тебе не нравится, когда к тебе прикасаются? — поинтересовался он.
— Дело не в этом, — ответила я
— Дело в том, кто прикасается? — уточнил он, оценивая повреждения на моей руке, прежде чем заставить меня встать.