— Путает, — все еще волнуясь, заметил Янис, — институт объединили два года назад.
— Нет, прошлый год. Это уточнено, — сказал следователь. — И Тарантута числится студентом. А в остальном рассказ об институте достоверен?
— Да, примерно то же, что говорил брат. И сам я был там несколько раз, — подтвердил Янис.
— Ну тогда на сегодня все. Следуйте в распоряжение начальника заставы.
По дороге Янис сокрушался:
— Не гожусь в пограничники, не гожусь! Я видел этого Тарантуту у себя дома во время каникул. Правда, тогда приезжали из института человек десять. Но я должен был заметить его, они с братом говорили по-русски. И с объединением института напутал. Какой я пограничник!
Я плохо слушал Яниса, мешали свои думы. Двоих уже отпустили. И с третьим недолго будут возиться. Все проясняется, упрощается. Эх ты, следопыт! Наделал шуму, задал работы заставе, отряду, сотрудникам Комитета госбезопасности, а на поверку — мыльный пузырь...
Вспомнилось, как вчера благодарил капитан Смирнов, передавал поздравления... Теперь хоть не возвращайся на заставу...
СВИДАНИЕ
— Куда ты все уходишь? — ревниво спросил Янис.
У меня не хватило духу сказать, куда. Сослался, что разыскиваю приятеля по учебному пункту Иванова-третьего. На самом деле, как только стемнело, я вновь был около дома начальника отряда. Знал, что опять не решусь нажать на кнопку звонка, зайти в квартиру, и все-таки тянуло туда.
Сегодня свет, подсиненный абажуром настольной лампы, горел только в одном окне. Возможно, это Люба готовила уроки. Ноги сами перенесли меня через низенький штакетник палисадника. В узенькую щелочку между занавесками я увидел открытые выше локтя руки. Это были ее руки. Я вспомнил, как они искрились росинками в то чудесное солнечное утро в лесу. Люба что-то записывала в общую тетрадь. Перо торопливо бегало по невидимым линейкам, словно гналось и не могло угнаться за быстрыми мыслями. Но вот авторучка будто споткнулась, остановилась и выпала из пальцев. О чем ты задумалась, Люба? Ну, наклонись, дай мне увидеть твое лицо...
В двери с внутренней стороны щелкнул замок. Я испуганно перемахнул через заборчик и побежал в клуб...
Янис сидел в библиотеке и подбирал книги для передвижной библиотечки. Я, не зная, как убить время, лениво рассматривал стенды в фойе клуба. Они не изменились со времени нашего пребывания на учебном пункте.
Гулко хлопнула входная дверь. За моей спиной послышались легкие шаги и замерли. Я перешел к щиту с фотографиями офицеров отличных застав.
— Ну как, твоего портрета еще нет здесь?
Мне почудилось, что подо мной проваливается пол. Но когда понял, что с полом ничего не случилось, повернулся и глупо заулыбался:
— Здравствуй, Люба!..
Люба стояла на почтительном расстоянии, не делая попытки подойти ближе. Робко, неуверенно я приблизился к ней, протянул руку, повторил:
— Здравствуй, Люба!
— Ты очень занят?
— Да нет, торчу здесь от нечего делать.
— Походим немного по парку?
— Конечно, конечно, — торопливо согласился я, пытаясь сладить со своей дурацкой улыбкой.
Почерневшие кроны тополей почти упирались в низко провисшие облака. Воздух был промозглый, густо настоянный на прелых листьях. И то ли от сырости, то ли еще от чего, я почувствовал озноб. Вот всегда так. Мечтаю о встрече, мысленно произношу необыкновенно красивые, возвышенные слова, а увижу — и меня словно парализует.
Люба не выдержала тягостного молчания.
— Я знаю, ты уже четвертые сутки здесь. Первый день я думала о тебе, второй — ждала, третий — нервничала, на четвертый — побежала искать. Коля, ты не человек, ты загадка. Я когда-нибудь разгадаю ее?
— Я только что был у твоего окна.
— И постеснялся зайти?
— Да.
— Я страшнее нарушителей?
— Не то, Люба...
— А что «то»? Ну, что «то»?! — Она подошла ближе, властно взяла меня за локоть. — Ой, да ты дрожишь. Заболел?
— Нет.
— Заболел!
— Да нет же, Люба,
— Скажи, что заболел. Мне будет легче. — Она снова отодвинулась. — Я только и делаю, что ищу тебя. Но ведь так в жизни не бывает? — Даже в темноте было видно, как сверкнули Любины глаза. — Я напрасно потревожила тебя. Может быть, вернемся обратно?
— Нет, нет, здесь такая прелесть, такая красота! — молол я, не решаясь взглянуть на девушку.
Действительно, красота была неописуемой. Мы удалялись от одиноко горевшей лампочки. Наши тени вытягивались, становились смешными, уродливыми. А моя удлиненная голова с заваленной набок фуражкой — подлинная находка для Кукрыниксов.
В конце аллеи стояла скамейка. Люба машинально опустилась на нее. Я сел рядом. Снова молчим. Что это за пытка!
— Коля, страшно было, когда столкнулся с нарушителями?
— Нет.
— Хоть чуточку?
— Не знаю. Не заметил. Очевидно, потому, что был занят другим. Ведь надо было не только задержать, но и доставить нарушителей. А в горах это не так просто.
— Ты даже не представляешь, как я волновалась за тебя! И как назло, папу вызвали в Москву. У кого узнать подробности?..
— Хорошо, что не узнала.
— Опять загадки?
— Да нет, Люба. Не помню, кто-то сказал: от героического до смешного всего один шаг... На заставе из меня начали лепить героя, а вышло чучело.
— Ну вот что, чучело, расскажи все по порядку! — приказала Люба.
И опять как бы заново я пережил все, чем полны были последние дни: усталость, тревогу, радостное волнение и, наконец, разочарование.
— Ну что за человек! — перебила меня Люба. — Словно нарочно, терзает себя. Разве ты не должен был задерживать этих нарушителей? Или обижаешься, что они не оказались матерыми шпионами? А папа радуется, что стало меньше этих матерых. Значит, лучше охраняется граница, бдительнее пограничники. Пойми: ты храбрый, сильный, хороший!
Люба прижалась ко мне. Я осторожно, словно боясь обжечься, нащупал пальчики ее руки. Они были нежными, мягкими и словно таяли в моей жесткой ладони. Было слышно, как в них пульсирует горячая кровь. Мне стало удивительно тепло и уютно. И все тревоги, волнения были уже далекими и нереальными, как сон.
На дорожку неслышно планировали черные, сгоревшие за лето тополиные листья. И мне вдруг почудилось, что мы не в парке военного городка, а в нашем лесу. Где-то неподалеку приветливо журчит ручеек, нежно позванивает своими прозрачными родниковыми водами. Это он зовет нас пройти по его расточенным берегам, заглянуть в чистые глубокие омуты, по которым растеклись густые тени ольховника. А недалеко от опушки леса живет одинокая старушка, которая так смутила нас напутственными словами: «Ну дай вам бог породниться!»
— Люба, дорогая моя! — неожиданно проговорил я вслух.
— Не слышу. Повтори, — шептала Люба. — Повтори!.. — Она обняла меня, коснулась губами моей щеки, потом легонько оттолкнулась, сорвалась со скамейки и, как привидение, растаяла в темноте.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ
Капитан Смирнов зашел в помещение хозвзвода, где мы ночевали, и объявил:
— Завтра в пять утра выезжаем на заставу.
— А что с нарушителями? — беспокойно спросил Янис.
— Местные студенты отпущены, они зашли в пограничную зону случайно. Но вот приезжий, Тарантута... Он действительно учится в одном из институтов Латвии. Второй год занимается альпинизмом. Это его четвертое восхождение в горы. Тут вроде бы все ясно. А что настораживает? Его альпинистские маршруты. Они почему-то все пролегают недалеко от важных участков государственной границы или от оборонных сооружений. Возможно, что и тут простое совпадение. Возможно. И еще. В его конспектах по радиоэлектронике много такого, чего нельзя таскать по гостиницам. А поднимать в горы просто нелепо. Уж кто-кто, а альпинисты знают, что в их рюкзаках не должно быть ни грамма лишнего.
Конечно, такой способ переноса через границу секретных сведений слишком примитивен, — задумчиво проговорил капитан. — А может быть, очень хитер. Не будем пока гадать. Следователь обещал ознакомить нас сегодня с новыми материалами. Никуда не расходитесь.