Самолет сделал последний круг над кострами, и мы помахали на прощание Маку Брайду, одиноко стоявшему на краю просеки.
— Держу пари, что ему очень хотелось бы улететь вместе с нами в Маунт-Хаген к холодному пиву, — сказал кто-то рядом со мной.
Теперь наш самолет летел над территорией, где еще никто никогда не летал. Нам надлежало произвести тщательную разведку местности, прежде чем туда отправится очередной патруль.
Майк Фолэй делал пометки на черновой карте, мы помогали ему считать хижины и огороды; это позволяло примерно установить численность населения.
Самолет, петляя, летел между острыми пиками. Здесь в долинах живут люди, еще ничего не знающие об окружающем мире, из которого до них, может быть, случайно, из племени в племя дошло лишь несколько стальных топоров. Они, наверное, с удивлением глядят сейчас на наш самолет, принимая его за большую сказочную птицу. В прошлый раз, когда я был на Новой Гвинее, я видел, как туземцы клали перед носом машины батат, чтобы самолет — большая птица — съел его.
Облака вокруг нас сгустились. Над незнакомой местностью в таких условиях лететь было опасно, и мы вернулись в Маунт-Хаген.
Неделю спустя из Лайагамы, самой последней патрульной базы, лежащей на запад от Маунт-Хагена, вышел первый патрульный отряд. Я прилетел сюда со своим снаряжением на самолете.
Офицер патруля Дэннис Файтфул уже нанял более пятидесяти носильщиков. Кроме них нас должны были сопровождать несколько переводчиков, повар и шестеро туземных полицейских. Наш поход преследовал несколько целей: нужно было произвести перепись населения в районах, которые ранее уже посещались, проследить за прекращением вражды между отдельными племенами и установить связи с новыми племенами.
Мы отправились в путь в первой половине дня, с трудом распределив между носильщиками всю нашу поклажу.
Лайагама лежит в длинной глубокой долине, зажатой между двумя крутыми горными кряжами. Наш караван, словно гигантская змея, растянулся по тропе, ведущей вдоль реки Лагайп в глубь долины.
Носильщики, как всегда в первый день, были очень возбуждены. Время от времени они издавали раскатистые крики, которые эхом откликались в горах. Возбуждение носильщиков передалось и нам.
Мне было приятно снова находиться в пути. Я вспомнил слова старого путешественника Хольгера Розенберга, которые он мне сказал, когда я посетил его в ранней юности перед своим первым большим путешествием:
Уже в два часа дня мы пришли в первый поселок, где надо было провести перепись населения. Всех жителей предупредили об этом заранее, и перед большой бамбуковой хижиной, которую обычно занимает патруль, когда бывает в поселке, собралось много народу.
Женщины встретили нас с плетеными мешками, полными батата и других овощей. Мы с удивлением обнаружили среди овощей морковь. Оказалось, что туземцы по собственной инициативе «импортировали» ее из патрульной базы, то есть когда-то они попросту стащили ее, но так как это оказалось ценной инициативой, они не понесли наказания[11].
Морковь доставила нам удовольствие. Мы расплачивались солью — по две пригоршни за каждую плетенку с овощами. Вот когда наши носильщики могли наесться до отвала!
Весь остаток дня Дэннис заполнял свои книги подушной переписи, отмечая в них все рождения, смерти и браки, которые произошли здесь со времени последней переписи. Тем временем туземец-самаритянин[12] занимался ранами, ссадинами и другими недугами местных жителей. Мы заметили, что у многих мужчин были раны, нанесенные копьями и стрелами.
— Они постоянно воюют со своими соседями с того берега реки, — объяснил мне Дэннис.
Я в это время делал фотографии, снимал фильм и с помощью переводчика покупал этнографические экспонаты для датских музеев.
И хотя первый день прошел без всяких происшествий, я чувствовал смертельную усталость, когда после обильного ужина лег на свою походную постель. Я лежал, прислушиваясь к треску костра и шуму реки, и размышлял о том, что значит быть счастливым.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Жертвоприношения в дебрях.
Колдун[13]продал божество,
чтобы купить себе новую жену
В дебрях забрезжил новый день.
Неяркий свет проник через низкую дверь хижины. Первыми звуками, дошедшими до моего сознания, были тихие голоса из палатки, где расположилась кухня, далекий шум реки и воркованье лесных голубей, к которому кое-где примешивались крики других птиц.
11
У новогвинейцев нет частной собственности, нет у них и представления о краже в общепринятом понимании этого слова.
12
Самаритянин — член Общества оказания первой помощи пострадавшим. Школами самаритян обычно руководят врачи-миссионеры. —
13
Туземцев Новой Гвинеи, занимающихся вредоносной и прочей магией на свой страх и риск, Бьерре называет колдунами, а признанных обществом «официальных» колдунов-знахарей, в обязанность которых входит также лечение больных, — шаманами. Однако для коренного населения Новой Гвинеи шаманизм не характерен (см. о шаманизме в книге С. А. Токарева «Ранние формы религии», М., 1964., стр. 278–305). Поэтому в русском переводе книги Бьерре повсюду дан более правильный термин «колдун».