— Это правда я? — спрашивает меня Лета, хлопая ресницами.
— Абсолютно. Я старался поймать тот самый момент, когда ты понимаешь, что перед тобой появилось то, чему ты всегда радуешься.
— Так мило. Ты дал мне в руки книжку потяжелее, чтобы я выглядела умнее.
— Этим ты всегда отличалась.
— Спасибо, — улыбается девушка, вновь приближая картину к глазам.
— Очень долго оттенки шпинели для серёжек искал, чтобы свет хорошо взаимодействовал с ними, — говорю я, замечая, куда устремлён взгляд девушки. — Черновик с отдельным укрупнённым камушком и украшением в этой же стопке должен быть.
— Я тоже о шпинели подумала. Статусные, хоть и для молодой девушки. Но мне тоже очень нравятся.
Посмотрев на себя ещё немного, Лета вздыхает, хмурится и, покусывая губу, заключает: — Это не должно лежать тут.
— Если бы я повесил это…
— Нет-нет, я понимаю, — она прерывает меня, хватая за руку, и почему-то грустнеет.
Чтобы отвлечь меня от своего настроения, девушка нехотя откладывает портрет и берёт в руки следующий рисунок. Странно, почему она не решается сказать то, что хочет.
— Просто спасибо за эту работу. Спасибо, что показал.
Я ненадолго замолкаю — вскоре Лета должна увидеть ещё одну себя — и тогда не только щёки, но и уши покраснеют.
…
— Ой! А почему я голая?! — спрашивает девушка, так наивно и невинно удивляясь, что я лишь смеюсь в ответ.
Это второе и последнее изображение Леты в акриле, остальные рисунки будут лишь карандашной графикой.
Она танцует посреди амфитеатра какого-то древнего храма. На площадь спустилась ночь, и Виолетту освещают лишь огни костров, расставленных в широких каменных вазах по всей дуге сцены и окружности амфитеатра. Площадка абсолютно пустая, безлюдная и чистая. На танцовщице нет ничего, кроме отсвета огней, и даже волосы её распущены.
— Это ритуальный танец. Не слишком приврал?
— Если честно, мне даже неловко, насколько ты точен. Даже в этих местах… Эти изгибы, рёбра и мускулы, — проговаривает она, краснея до ушей, но с диким азартом разглядывая саму себя. — Откуда ты это всё обо мне узнал? Я же не выкладывала фоток с тренировок или в купальнике. Да ещё и движение такое странное…
— Однажды я увидел твою фотографию, где ты танцуешь, и задумался. Вспомнив греческие мифы, вспомнив мои эмоции от «Таис Афинской» Ефремова, я в эту же ночь набросал черновик. Натура для ритуального танца у меня была, но оттуда я позу лишь частично взял, да и план там другой был. Красил недели три после работы и на выходных… Но это уже более старый рисунок, ему года два. Думаю, переборщил немного с яркостью этих огней. Ты должна быть немного более таинственной.
— Здорово… И этот свет, кстати, очень красивый, я бы даже не подумала, что он слишком яркий. Эти тени такие натуральные, и особенно волосы. Когда я с телефоном в руках прохожу в темноте мимо зеркала, меня порой аж дёргает от испуга… У тебя получилось так умиротворённо, что мне снова захотелось танцевать, — говорит Лета, замечтавшись.
Пока она молчит, я решаюсь рассказать ей об этом рисунке, о процессе создания.
— Мне нравятся твои кудри. Это невероятно сильное упражнение. Теперь могу нарисовать почти любые волосы… Сложнее только ещё более кудрявые, афро-косички всякие… Тело не сложно было изобразить даже в точности, ведь я знал твои уникальные черты. Всё как-то само родилось и в голове, и на листе… Мне нужна была танцовщица, и я понял, что лучше тебя никого не смогу нарисовать. Движение было самым сложным элементом, поэтому, переключаясь на окружение, я чувствовал, как голова и руки отдыхают. Но, конечно, приятно было возвращаться к твоим ножкам.
— Господи-Боже, — протягивает Лета, широко улыбаясь. — Я рада, что выгляжу в твоих глазах так… возвышенно… Наверное, такое ощущение складывается из-за плана спереди. Моё лицо здесь хоть и не крупное, но видно, что я спокойна и свободна.
— Грация и точность. Мягкость и плавность движений. Спокойствие и свобода, ты права! Я старался выпендриться перед самим собой, пока писал это. С диким вдохновением. Одну ночь даже не спал. Был мёртв, но счастлив, когда закончил!
— Спасибо, — снова улыбается мне Лета, сверкая зубками и кладя второй портрет поверх первого.
— На самом деле, не все твои образы такие элегантные. На каком-то наброске ты просто загораешь попой к зрителю, а где-то сидишь перед ноутом.
— Мда, — хихикнула Лета. — Ну почему бы и нет. Попа — такая же часть тела, как и остальные. Хотя, признаюсь, мне куда приятнее, что на больших работах ты показываешь, что во мне есть что-то более… привлекательное! К тому же я понимаю твое внимание, если это не порнография.
— Что ты! Никакого прона!
— Вот и славно, — кивает она, беря в руки очередной эскиз. — А ты не думал заняться рисованием профессионально?
— В смысле профессионально? На Бусти? — называю я первую платформу, что приходит на ум.
— Типа того, — пожала плечами она, сосредоточенно вглядываясь в очередную картинку.
— Ну, может быть. Это от меня далеко не убежит. Но как-то глупо увольняться сейчас и жить только на такой заработок. Нужно разгоняться уже сейчас, чтобы года через два иметь фанбазу, которая сможет на третий год меня поддерживать хотя бы на пятьдесят тысяч в месяц. Но опять же. В электронке я не рисую, а для фанатов предпочтительнее именно она.
— Может быть, тебе просто нужно оборудование, чтобы делать хорошие снимки своих настоящих работ? — показывая мне очередной неплохой рисунок, говорит она. — Вести стримы, как ты творишь…
— Может быть. Я уже некоторое время думаю над этим, но, чтобы этот процесс был продуктивен, нужно не только съёмку производить нормально, но и освещение ставить подходящее, рабочее место преобразовывать, а это ощутимые разовые траты. Их надо готовить пару дней минимум. Возможно, заказывать что-то заграничное.
— Я считаю, у тебя правда хорошие перспективы, даже если ты не сможешь первое время достаточно заработать на этом. Я могла бы помочь с раскруткой… в какой-то степени.
— Спасибо. Подумаю над этим пару недель, — киваю я, едва сдерживая довольную улыбку.
…
Не сказал бы, что для меня каждая работа дороже золота. Наверное, из-за того, что Лета тоже рисует, она невольно меряет меня по себе и пытается понять, как художник художника. Она внимательна к каждой картинке и неустанно замечает что-то новое и интересное, даже если это эскиз. Это внимание и постоянство греет лучше любых комплиментов, оно вдохновляет и заставляет смущённо улыбаться.
Стопка с двумя картинами частенько притягивает её взгляд, она очень хочет найти себя ещё где-нибудь, и у неё ещё остаётся минимум три возможности пополнить её неплохими, на мой взгляд, работами, пусть и не самыми серьёзными.
…
— О! вот и я, — обрадовалась Лета, разглядывая картинку, где она сидит по-турецки перед ноутом, освещённая лишь светом монитора, хмурясь и опираясь локтями на собственные пятки.
— Очень мило, Лёш. Я, бывает, так и сижу, когда домой работу брать приходится. Часами так графики и таблицы изучаю, считаю числа, формулы, статистику, базы данных перелопачиваю. Никогда бы не подумала, что ты можешь так живо представить то, как я гроблю осанку.