— Это ты нервируешь меня!
— На самом деле? — О'Донелл поднял брови.
— Да, поэтому давай не будем отвлекаться и обсудим в деталях предстоящий прием. — Она подалась вперед и торопливо спросила:
— Какие продукты ты собираешься купить и когда?
— Но я полагал, что этим займешься ты, — разочарованно протянул Патрик, и на лице его отразился откровенный испуг.
— Хорошо, — немного поразмыслив, согласилась Джессика. — Если ты хочешь очаровать своих гостей-ирландцев, то, мне кажется, надо придерживаться их традиционной кухни: только, известные классические блюда плюс различные соусы и приправы, никаких кулинарных изощрений.
Патрик отодвинул тарелку и тоже наклонился вперед, пристально глядя на нее.
— Твои слова звучат очень убедительно, — бесстрастно заметил он. — Ты всегда так щепетильна в мелочах?
— Это моя работа. — Она пожала плечами.
— Однако щепетильность подразумевает определенную холодность в поведении, не так ли? — Патрик размышлял вслух. — Но в таком случае твой пылкий ответ в свое время на мои ласки не вписывается в общую картину, потому что никак не вяжется с жестокостью, видимо присущей тебе.
Джессика была настолько потрясена этой характеристикой, что даже не обиделась на его слова: ей казалось, что он говорит о ком-то другом, а не о ней.
— Жестокая? — переспросила она, не веря своим ушам.
— Господи! — рассмеявшись, воскликнул О'Донелл. — Как у тебя это великолепно получается! Искренне звучащий оскорбленный тон, умело дозированная обида в широко распахнутых, абсолютно невинных глазах — потрясающе!
— Но почему ты считаешь, что я жестока? — настойчиво допытывалась Джессика. — Пока это лишь голословные утверждения, поэтому, пожалуйста, объясни мне, в чем конкретно ты меня обвиняешь? Конечно, у меня есть свои недостатки, у кого их нет? Но кем-кем, а жестокой меня назвать никак нельзя!
Ее собеседник холодно улыбнулся, и ей показалось, что перед ней сидит хищный зверь и беспечно разглядывает будущую жертву.
— Нет?! А разве не жестоко выйти замуж за человека, которого не любишь? Ведь именно так ты поступила с Джоном!
— Но я любила его! — отчаянно защищалась Джессика. — Я любила своего мужа!
— Ты совсем не любила его, — игнорируя ее возражения, продолжал Патрик. — Если бы это было так, то ты никогда бы не позволила мне ласкать тебя накануне свадьбы.
Джессика машинально провела рукой по волосам, будто этот жест мог защитить ее от прошлого, помочь забыть навсегда нежные прикосновения его рук, губ, страстное дыхание.
— Какой смысл обсуждать это сейчас?
— Огромный! — с энтузиазмом возразил О'Донелл. — Несмотря на все мои усилия, включая самовнушение, я никак не могу забыть все, что связано с тобой. Какая-то часть меня безвозвратно утонула тогда в твоих пленительных бархатных глазах…
Патрик пристально посмотрел на Джессику. От взгляда серебристых глаз по всему ее телу немедленно прокатилась легкая дрожь.
— Пат… — едва выдохнула она. — Не смотри на меня так.
— Как «так»? — сиплым голосом спросил он. — Ты будешь отрицать, что страстно хочешь меня?
— Нет! — Джессика закрыла лицо руками.
Подошедший к ним в этот момент официант участливо поинтересовался:
— Вас что-то не устраивает, синьорина?
— Все в порядке, — солгала она.
— Нет, ты объясни мне, — требовательно прошептал Патрик, когда успокоенный официант удалился. — Почему ты все-таки решилась на свадьбу?
— Я не могу. — Она покачала головой, борясь с внезапным порывом поведать ему все.
— Тебя не волновало, что я могу пойти к Джону и рассказать ему о случившемся?
— Так почему ты этого не сделал? — Джессика прямо посмотрела ему в глаза.
— Потому, что сам испытал ужас и стыд от содеянного мной и не мог честно признаться Джону. Он оказал мне высокую честь, назвав лучшим другом и попросив стать его свидетелем на свадьбе. Как бы он поступил, если бы механики опоздали и освободили нас уже после того, как я занялся бы с тобой любовью по-настоящему? А я бы это сделал прямо там, в лифте.
Щеки Джессики пылали. Положение осложнялось тем, что ей нечего было возразить: он говорил правду.
— Позднее, когда я не услышал никаких сообщений об отмене свадьбы, я, естественно, решил, что и ты тоже не нашла в себе мужества признаться Джону, — продолжал О'Донелл. — Тогда я пришел к выводу, что, вероятно, ты не приедешь в церковь, и не поверил своим глазам, когда увидел тебя, чинно приближающуюся к алтарю в белоснежном платье, — с горечью произнес он, покачивая головой, будто переживая те мгновения вновь. — Твое лицо обманщицы скрывала белая вуаль. Каких сил мне стоило сдержаться и не выкрикнуть правду, когда священник спрашивал присутствующих о каких-либо известных им препятствиях к заключению брака между вами!