У нее был удивительный тембр голоса - как бы прохладный и вместе с тем проникновенный. Ни у кого я до сих пор не встречал такого голоса - совсем особенный. Это все говорили.
- У меня, наверное, нет таланта! - сказала вдруг мама неожиданно.
Отец удивился и не поверил:
- Стал бы этот Гамон-Гамана приглашать бездарность. И ты уже выступала с успехом в театре.
Мама погладила его по рукаву.
- Видишь ли, Дмитрий, талант - это не только врожденные способности. Скажем, они у меня имеются. Но талант - это прежде всего страстная любовь к своему делу, к искусству. А у меня никогда не было такой любви к театру. Это у мамы была, хотя она всю жизнь работала только суфлером. Вот бы кому талант! И напрасно ты считаешь себя виноватым, Дмитрий. Ведь еще до встречи с тобой я часто думала о том, сколько заманчивых, неисследованных уголков на нашей голубой планете! Меня всегда тянул к себе горизонт. Успех заглушил этот внутренний голос. Но вскоре я встретила тебя - ученого, исследователя, путешественника. И когда я поняла, что люблю тебя, я подумала: самое большое счастье на земле - это пройти с тобой к истокам рек.
- Ты не раскаялась? - взволнованно спросил отец.
- Нет!
- Но все же ты тосковала по искусству.
- Да, тосковала,- просто согласилась мама.- Ведь человеческой душе требуется неизмеримо больше тех возможностей, что предоставляет ей общество. В искусственно суженном круге находится каждый из нас. Либо ты врач - и лечи всю жизнь своих пациентов, либо бухгалтер, долгие годы гнущий спину над балансами, как мой отец, или учитель, который от постоянного общения с детьми сам как будто впадает в детство. Как эта односторонность угнетает человека! Почему я должна выбирать: или - или, если я хочу и то и другое? Человек будущего, я уверена в этом, будет неограниченно свободен от "обстоятельств" и необычайно многогранен. Какова бы ни была его профессия, как бы ни любил он свою работу, он всегда будет иметь возможность оставить по зову души привычное и вдруг поехать на несколько лет хоть в дебри Африки, коль потянет его пересечь Конго. Не знаю, Дмитрий, может, я и вернусь когда-нибудь в театр, но не раньше, как полностью удовлетворю эту другую потребность своей души - искать неизвестное.
- Я люблю тебя, Лиля! - сказал отец, и я не узнал его голоса - такая глубокая нежность и восхищение прозвучали в нем.
Я тоже был восхищен и в порыве восторга сел на диване, спустив ноги на пол.
- Ты не спишь? - спросила мама. Она разрумянилась, глаза ее сияли.
- Разве можно спать при огне! Мне нравится, как ты говорила, мама. Я с тобой согласен.
- Он согласен! - воскликнул отец не без досады.- Марш спать! Завтра вместе с матерью пойдешь к Фоменко.
Глава четвертая
НАМ ДАЮТ ВЕРТОЛЕТ И ДРУГА
Утром мы с мамой надели самое лучшее, что захватили с собой, напудрились (это относится к маме) и отправились к Фоменко, сопровождаемые напутствиями ученого состава экспедиции. Ангелина Ефимовна советовала не особенно церемониться с "этими бюрократами" и как следует их "припугнуть". Женя Казаков напоминал, что "Фоменко любит, чтобы покороче". Валя пожелала нам его обворожить, а папа рассердился: "Ну-ну, еще чего! Ты, Лиля, лучше сходи к секретарю горкома... Рассудительная женщина! На меня-то она сердится - я ей сгоряча чего-то там наговорил..."
По описаниям отца, я представлял Фоменко этаким здоровенным, раскормленным бюрократом с бульдожьей челюстью. Оказался он довольно симпатичным человеком - кареглазый, чернобровый, румяный, с густейшей шевелюрой. В романах Купера за такой скальп дали бы три обыкновенных скальпа. Одет он был в форму летчика и встретил нас очень приветливо.
Когда он узнал, кто мы такие, удивлению его не было границ.
- Так профессор взял с собой женку и хлопчика? Сумасшедший человек, простите!
Мама, улыбаясь, объяснила, что на Север попала не в качестве жены Черкасова, а как самостоятельный член экспедиции, геолог. А сына взяли лишь потому, что обещали дать вертолет...
- Вон оно что!..- протянул ошарашенный Фоменко.- А вам известно, что от этого самого плато на тысячу километров не сыщешь ни одного жилья? Пустыня!
Мама опять улыбнулась и подтвердила, что ей это известно.
- Где же вы будете жить с ребенком?
- В палатке.
- Зимой?
- Палатку придется утеплить получше. Мы захватили из Москвы все, что понадобится. Грузы получены. Теперь очередь только за вертолетом Ми-4, который бы доставил восемь человек и тонны три груза.
Фоменко смущенно почесал затылок и уставился на меня:
- Сколько же тебе лет?
- Двенадцать, тринадцатый.
- Черт возьми!.. А как же тебя зовут?
- Николай Черкасов.
- Ох! Не боишься?
- Нет.
Я и не заметил, как соврал. Впрочем, я как будто начинал не так уж бояться. Не боялась же Валя Герасимова, девушка!
- Кем же ты будешь, когда вырастешь?
- Не знаю. Еще будет время выбрать.
- Какой рассудительный хлопчик!
Мама рассказала Фоменко о задачах экспедиции, что это уже вторая экспедиция на плато. Упомянула о гибели ее участников.
- Ведь я слышал об этом! - воскликнул пораженный Фоменко.- Так это ваш муж спасся тогда один?
Мама строго кивнула головой:
- Снаряжения было только на два летних месяца. Пропал один из рабочих, видимо, сошел с ума. На его поиски было затрачено дней десять. Выбились из графика. А тут еще необычайно ранняя и суровая легла зима. Кончились запасы. Рации с собой не было... Лишь один Черкасов добрался до жилых мест. Он был очень болен, почти без сознания и все же донес на плечах главные материалы, собранные экспедицией.
- Да, я слышал об этом,- другим тоном подтвердил Фоменко и, взяв телефонную трубку, попросил к себе какого-то товарища Сафонова.
Так мы впервые познакомились с Ермаком. Он сразу нам понравился. Среднего роста, плотный, загорелый, чуть мешковатый, добродушный и веселый. Раньше он был, наверное, красив, но теперь его портили длинные рябинки на носу и щеках. Я думал, это следы оспы, оказалось, как я потом узнал,результат аварии и ожога.
Фоменко коротко передал ему предыдущий разговор и в заключение сказал:
- Доставишь экспедицию на плато со всем ихним снаряжением. Затем будешь раз в месяц доставлять им почту и свежие продукты. Экспедиция рассчитана на два года. Если с ними что случится, спросим с тебя. Держи с ними радиосвязь. Понятно?