- Ангелина Ефимовна?!
- Да. Это через нее познакомилась Лиля с Дмитрием. Ты не устал, Коленька? Может, подремлешь?
Я сделал яростный жест. Какая тут, к черту, дремота? Тогда бабушка продолжала:
- Николай работал в заповеднике орнитологом. Опубликовал ряд статей и ценнейшую монографию о птицах. Я ее тебе потом покажу.
- Покажи сейчас.
- Завтра. Далеко заложена. Так вот... Еще на последнем курсе университета он сделал открытие... Его открытие признано всеми - и у нас, и за границей. В пятьдесят шестом году Николай Иванович вернулся в Москву как победитель. Однажды они с мамой случайно встретились и проговорили всю ночь напролет. Ходили по улицам и разговаривали.
- Но как же он простил маме... этот Успенский?
- Да так уж, видно... простил.
- Ты его очень любишь! - сказал я ревниво. Мне было обидно за отца. А этого неизвестно откуда взявшегося биолога я уже ненавидел, хотя не мог не уважать.
Бабушка грустно и тревожно посмотрела на меня.
- Видишь ли, Коленька, то, что Лиля сейчас бросает Дмитрия, так же подло и жестоко, как было подло и жестоко бросить Николая в тяжелый для него час. Я останусь здесь. Разве что Дмитрий потом женится и не захочет меня видеть в своем доме. Ведь я долго его и знать не хотела...
Бабушка вдруг заплакала, жалко искривив лицо. Я никогда не видел ее плачущей, и у меня сердце зашлось от жалости к ней. Но я дал ей выплакаться.
- Какие два человека попались на ее пути, и она испортила жизнь обоим! - сказала сквозь слезы бабушка.- Не сумела я воспитать свою дочь... Была девочка забавная, умная, ласковая. Когда же, когда она превратилась в сумасбродную эгоистку? Даже сына не могла любить... единственного. Даже искусство... Ведь себя в искусстве она любит больше самого искусства. Она возненавидела Гамон-Гамана, своего лучшего учителя и друга, только за то, что он говорил ей горькую правду. Собирается переходить в другой театр... Единственное утешение у меня, что воспитала человеком внука. А может, это просто... генетика? Она рассмеялась сквозь слезы. Я сел рядом и обнял ее.
- И генетика, и воспитание: если во мне есть что хорошего, то все от бабушки!
- Спасибо, Коленька!
- А что, если мне поговорить с этим Успенским? Бабушка смутилась:
- Ты еще болен. Потом...
Бабушка накрыла меня пледом и вышла. Я закрыл глаза... Но какой уж там сон... Что-то меня тревожило. Бабушка определенно не все мне сказала. У нее не хватило решимости. Почему у нее было такое смущенное лицо? Почему она так странно на меня смотрела?
Я быстро сел на постели. Потом встал и открыл форточку. Я задыхался.
Что же... что же... Ну, конечно, та сессия... Она же происходила в августе сорок восьмого года... А я родился в апреле сорок седьмого. Я уже был...
Значит, значит... мой отец - этот Успенский. Марк, друг мой, как мне трудно сейчас! И хотя я уже взрослый парень и даже мечтаю жениться на любимой девушке, узнать это нелегко. Я его люблю, своего отца, и никогда не примирюсь с тем, что он мне вовсе не отец. Он мой отец, мой отец!.. Я не могу его потерять. Если мама уйдет, мы останемся с ним. Но в каком мы глупом положении - и бабушка, и я! Может, папа теперь нас и знать не захочет?
Бабушка сидела на кухне, не зажигая огня. Уже смеркалось. Я остановился в дверях.
- Этот Успенский - мой отец?
- Да, Коленька.
- Он хоть раз в жизни вспомнил, что у него есть сын?
- Он никогда не забывал. Когда ты был маленький и он приезжал, я водила тебя к нему. А когда...
- Вот уж не помню.
- Ты был совсем маленький. А когда подрос, я писала о твоих успехах в школе, посылала твои фотографии. Он очень хороший человек.
- Папа меня усыновил?
- Да. Дмитрий очень хотел иметь сына, но Лиля... Она чуть не умерла во время родов и больше ни за что не хотела иметь детей. И он усыновил тебя. Он начал воспитывать тебя.
- Понимаю. А ты называла его мистером Мордстоном.
- Да. Я считала его суровым отчимом, а он... он только хотел быть отцом. Он боялся, что ты вырастешь болезненным.
Я повернул выключатель. Бабушка стала готовить чай. Глаза ее были заплаканы.
После чая мы сели у телевизора. Говорить не хотелось. Передавали хороший концерт из Ленинграда.
Мама пришла ночью, когда я уже спал.
Глава тринадцатая
СНОВА ВДВОЕМ С БАБУШКОЙ
Утром я проснулся с ощущением беды. Мне показалось, кто-то плачет. Я наскоро оделся и вышел. Мама что-то делала у себя в комнате, а бабушка сидела на кухне, но не плакала. На плите выкипал чайник. Я выключил газ.
- Лиля уходит...- сказала бабушка шепотом.- Николай получил квартиру, и она уходит к нему.
Заспанный, вихрастый, я бросился в мамину комнату. Она укладывала в чемоданы свои платья. Гардероб был открыт настежь и наполовину пуст.
- Мама! - позвал я в отчаянии.- Мама, что ты делаешь? Подумай!
- Я ухожу от Дмитрия,- трагически произнесла мама,- он тебе не отец. Я ухожу к твоему отцу. Кстати, он очень хочет тебя видеть. Я сделала ошибку, когда разрушила семью. Теперь я хочу эту ошибку исправить. Все-таки у нас сын!
- Нет у вас никакого сына! - вне себя закричал я.- Двух отцов не бывает. У меня только один отец, чью фамилию я ношу, кто меня воспитал. Как тебе не совестно, мама!
- Почему мне должно быть совестно? - невыразительно спросила мама.Николай - мой муж, отец моего сына. Он меня любил все эти ужасные годы, когда я скиталась с Дмитрием по Северу. Подумать только, ради Дмитрия я окончила геологический факультет! А теперь Дмитрий меня ни во что не ставит. Он эту дурнушку Валю Герасимову любит больше меня. Он просто от нее в восторге. Ведьму Ангелину Ефимовну ставит выше меня. Это проклятое плато, отнявшее у моего сына здоровье, отняло у меня любовь мужа. Я ненавижу это плато! Я ненавижу всех на нем! И Дмитрия ненавижу!.. Я совсем одна, меня никто не любит. Я так одинока, а в театре - одна недоброжелательность и зависть. Даже Гамон-Гамана отступился от меня. О, я неудачница! А перед Николаем я так виновата, что больше некуда...