На миг он застыл у изголовья мирно спавшего галинорца и подумал, что лишь один удар кинжала мог бы спасти его от всё сильнее одолевающего зова Причастия. Рейван рассчитывал, что грядущая битва с набулами заберёт Лютого, а он заберёт его голову. Но если битва в скором времени так и не разразится, тогда Рейван убьёт своего врага ночью без всякой чести и сбежит.
«Ещё день, — подумал Рейван. — Потерплю ещё один день».
Уже несколько недель они находились в осаде. Набулы подтянули к стенам Хёнедана большое воинство и боевые орудия. Обитатели крепости ожидали, что им на помощь придут войска соседствующих ванов, но никто не приходил. Нордхейм, самый близкий из всех, стоял всего в нескольких днях пути, но был словно в другом, не осаждённом мире.
Холод ночи вернул Рейвана к жизни. Он вдыхал загустевший воздух полной грудью, ощущая воцарявшееся внутри спокойствие. Кровь перестала гудеть в ушах, и он расслышал тишину.
Рейван обвёл взглядом погружённый во тьму двор. Ни звёзд, ни луны не было, и даже ветер будто спал. Замерший воздух редко пробуждался глухими, далёкими раскатами грома. На цитадель медленно, но неотступно надвигалась гроза. Отряды воинов, дежуривших на стенах, надеялись успеть сдать караул до того, как боги устроят в небесах охоту, обрушивая яростные сверкающие копья на землю.
Завернувшись в шерстяной плащ поверх исподней одежды, Рейван медленно побрёл по двору: заснуть всё равно бы уже не удалось. Сапоги остались в казарме, и теперь он ощущал под ногами благостный холод сырой земли.
Остановившись у колодца, кзорг сделал глоток из черпака. Вода была ледяная, тягучая, как будто липкая. Она наполняла живот, но не утоляла жажду.
Вдруг Рейван почувствовал на себе чужой взгляд и обернулся. На крыльце лекарского дома сидела Маррей — ей тоже не удавалось сомкнуть глаз этой тихой, но такой страшной ночью.
— Рейван, — произнесла она.
В застывшей тишине он услышал её негромкий голос, звучавший на большом отдалении, на другой стороне двора, так, словно она прошептала его имя где-то рядом. Рейван не хотел приближаться, но подошёл.
Маррей медленно поднялась ему навстречу.
Сверкнула молния, осветив двор, а через мгновение прогрохотало на небесах божественное колесо. Дождя всё не было.
— Тошнит? — догадалась она. — Снова много выпил за ужином?
— Что-то вроде того.
— Ты избегаешь меня или мне кажется?
— Не кажется, — ответил он порывисто и грубо.
Она стояла совсем рядом, и он не понимал, зачем подошёл так близко. Её запах снова пьянил его сильнее мёда.
— Хранишь верность своей избраннице? — луково произнесла Владычица.
Рейван понял: Маррей что-то знает и скрывать правду бесполезно. Но всё ещё пытался и потому промолчал.
Снова раздался гром — и словно прокатился по нутру. Рейван вздрогнул, ощутив на своём лице пряди её волос. Она была слишком близко.
— Я хочу провести с тобой ночь, — прошептала Маррей ему на ухо.
Своим мягким, обволакивающим, но ядовитым голосом Владычица хотела подчинить его, как подчиняла себе всех. Мужчины боялись её возвышенного, почти божественного положения, боялись её власти и тайных знаний, которыми она, как жрица, обладала.
— Ты можешь выбрать любого из гарнизона.
— Я выбрала.
— Этот выбор неправильный.
Маррей не напугала Рейвана властностью. Он видел перед собой лишь одинокую, очень худую женщину, нуждавшуюся в любви тревожной ночью. Любви пусть мимолётной, но он согласился бы, если мог бы её дать.
Рейван склонился к самому уху Маррей и вдохнул всем животом её сладкий запах, смешанный со свежестью назревающего дождя. Он понял, что и сам желал обрести среди давящего мрака ночи человеческое тепло и утешение.
— Ты хочешь меня, — утвердительно прошептала Маррей, прервав его упоение.
— Безумно, — как откровение, произнёс он.
Молния снова озарила двор и на мгновение обнажила их лица. А затем тьма снова украла всё, кроме запахов и тепла, исходивших от их тел. Этого хватило, чтобы Маррей поняла, с какой страстью он глядит на неё.
Рейван услышал шорох её плаща, а потом ощутил движение её ресниц рядом с собой. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не причинить грубую боль: ведь она такой тоненькой и хрупкой предстояла перед ним.
Он чувствовал, что бесчестно обманывает её, позволяя находиться так близко к себе. И знал, что должен отойти. Но её робкое замирающее дыхание, которое он ощущал на своей щеке, сковало его. Он перестал дышать, поймав её нерешительное приближение.
Нежное прикосновение лицом к лицу. Несмелое — губами к губам. Откровенное — языком к языку.
Слишком близко и страшно. И слишком желанно. Слишком сладко. Слишком запретно.
Близость от вкуса губ Маррей растеклась блаженством по нутру, озаряя трепетным светом душу.
«Как сладко. Любить женщину — это так сладко», — подумал он.
Рейван сумел сдержать властный порыв, чтобы не обхватить её тонкое тело и не упереть в неё самую жаждущую часть себя. Его пальцы осторожно проскользили по шее Владычицы и запутались в её густых пушистых локонах. Он шумно выдохнул.
Маррей прижалась к нему, обняв под плащом, и издала обрадованный, победный звук. А потом её ловкие руки очутились у него под одеждой, прохладно и нескромно начали бродить по его голой, иссечённой шрамами груди.
Ласка женщины, не познанная до того, воспалила его плоть, поднимая волосы на всём теле, и натянула мышцы, заряжая их грозившим высвободиться неистовством.
Прогремел гром, и полыхнула вспышка света так близко, что земля содрогнулась. Маррей увидела широкие зрачки Рейвана, его взгляд, полный голода и жажды. Но в его глазах был и страх — страх перед тем, что они делали. Она видела такой страх в глазах мужчин и раньше и потянула его к себе за плечи, желая уверить, что бояться нечего.
— Пойдём в дом… — прошептала она.
— Я не тот, кто нужен тебе, Маррей.
Её тёплые ладони переместились ему на верхнюю часть груди, всё ещё доверяясь и лаская.
— Я не человек. Моя кровь смертельна для тебя, — он с трудом выдавил слова, пытаясь объясниться, и не опускал рук с её плеч.
Владычица почувствовала под пальцами круглый шрам — метку Харон-Сидиса. Отстранилась.
— Я знаю, что это за метка, — прошипела она, отерев свои губы ладонью. — Ты кзорг! Как ты мог обмануть меня?! Убирайся!
Её злость рассекла воздух страшнее всякой грозы. Рейван пошатнулся, утратив затеплившуюся было надежду быть приласканным и принятым. Шаг, что разделял их, превратился в бесконечность, когда Маррей на прощание брезгливо плюнула ему в ноги.
Рейван ушёл в темноту.
Вслед ему хлынул яростный дождь, смывший следы прикосновений и скрывший выступившие колкие слёзы разочарования и ещё большей, чем прежде, обиды. Маррей вытерла мокрое лицо и задрожала.
7-6
Ингрид томилась от шумного дыхания людей в доме, где обрела приют среди семейства вана Харальда. Ожидание скорого нападения набулов разогнало сон, и она вышла к предгрозовому небу, чтобы вслушаться в шевеления ночи. Радость от предвкушения битвы мешалась с тревогой перед необратимостью . Но ветер спал и не давал ответа: когда придёт час?
В безмолвной вспышке света она увидела Рейвана в объятиях Владычицы. Он предавался чужой женщине с первобытной природной страстью, с какой никогда не глядел на неё. Ингрид охватил стыд, заставив убрать глаза от запретного, сомкнувшегося лишь для двоих мира. В воздухе зазвенело серебро первых капель дождя, и от прогрохотавшего раската грома вздыбилась земля, а затем тихо зашуршала, словно заплакала от ранения.