— Утащи её к главному дому, я вас прикрою, — приказал он.
8-1 Кровью и сталью
Ингрид очнулась на полу большого зала. Густой полумрак был наполнен тихими стонами страдающих людей. В ноздри ударил запах крови и смрада, запах бойни и смерти. Ингрид не сразу сообразила, что битва закончилась: в ушах застывшим эхом стояли крики и грохот оружия.
Она ощупала голову и на месте шлема обнаружила повязки. Левый глаз был полностью скрыт под ними. Приподнявшись, она попыталась отыскать Рейвана. От движения в черепе раздалась пульсирующая боль, глазницу начало печь, будто в ней был кусок раскалённого угля. Ингрид попыталась сорвать повязки, чтобы узнать, что у неё с глазом.
— Ты очнулась? — рядом возникла Владычица. — Не надо, не трогай.
Маррей потянулась поправить перевязку, но Ингрид отдёрнула голову, не давая прикоснуться к себе, и сразу пожалела об этом. К горлу подступила рвота и разразилась на устланный соломой пол.
— Твой глаз цел, не волнуйся, — Владычица отёрла губы Ингрид тряпицей. — Но на лице рубленая рана. Я зашила так аккуратно, как только смогла.
— Не трогай меня! — прорычала Ингрид. — Я верила тебе, а ты целовала его! Я видела вас ночью!
— Он кзорг, девочка, — строго проговорила Маррей. — Но ты и так, похоже, это знаешь.
У холодной Маррей, всегда уверенной в своих движениях, дрогнули руки. Это не утаилось от Ингрид. Она поняла, что Владычицу терзала горечь.
В тишине раздались шаги.
— Узнаю щенячий писк, — сказал Лютый, приблизившись. — Я боялся, тебе все мозги выбили! Как ты, жива?
Галинорец устало присел на солому рядом с Ингрид.
— Проклятье! — выругался он, испачкавшись в мокрой рвоте.
— Осторожнее, Дэрон, — сказала Маррей. — У Ингрид, скорее всего, сотрясение. Сзади тебя бадья, подай её сюда: боюсь, это повторится.
— Ничего не повторится! — выпалила Ингрид и заскулила, прижимая руками рану.
— Болит? — прищурился Лютый.
Она согласно промычала.
— Вот если бы ты головой думала, то берегла бы её!
Маррей вздохнула и поднялась с колен. Когда она отошла, Ингрид увидела тело бездыханного Рёгнара, сына вана Харальда. Он лежал в окровавленных доспехах, а над ним в безмолвном плаче склонилась его мать Алва.
— Рёгнар… — прошептала Ингрид с ужасом.
Ей довелось видеть ещё слишком мало смертей, и каждая из них поражала и холодила ей сердце.
— Не впадай в уныние — это не красит воина. Мы с тобой живы — порадуйся этому, — вздохнул Лютый.
— Мы выиграли битву? — тихо спросила она.
— Мы отбили атаку, — ответил галинорец. — Но они пообедают, отдохнут и нападут снова.
Двери зала распахнулись — вошёл Рейван. Ингрид снова заскулила, но теперь от радости видеть кзорга живым. Вид его был свирепым, шлем на голове уже отсутствовал, а кольчуга была порвана в нескольких местах. Рейван осмотрелся и твёрдым шагом направился к Ингрид. Сердце её заколотилось быстрее.
— Как ты, Ри? — хрипло спросил он, коснувшись пальцами её подбородка.
— Моё лицо… — скривилась она.
Ингрид не ожидала, что заплачет, но слёзы сами потекли — однако не от изуродованного лица, а оттого, что Рейван горячо тревожился о ней, и Ингрид читала это в его взгляде. Она прижала голову к его бедру, и он, утешая, начал гладить её по волосам.
— Ты ранен? — спросила Владычица, окинув взглядом доспехи Рейвана.
— Кровь не моя. — Он посмотрел Маррей в глаза, на губы — и Владычица отвела взгляд.
Ингрид обрадовалась, что больше она к нему не полезет. Теперь он целиком принадлежал ей.
— Не прикасайся к нему, Марр, — предостерёг Лютый, схватив Владычицу за руку.
— Я и не собиралась.
— Ворота укрепили! — послышался голос вана Харальда. Он вошёл в зал следом за Рейваном в сопровождении соратников. — Можете поспать, — кивнул он воинам. — А к вечеру сменим караулы.
Увидев Рейвана, Харальд направился к нему. Ингрид не понравился воинственный блеск его глаз и хищная резвость шага.
— Ты кзорг?! — грозно произнёс ван. — Я видел, как ты сражался рядом со мной. Человек на такое не способен!
Рейван вздохнул, расправил плечи и прямо поглядел на Харальда. Ван молча положил руку на эфес меча.
— Он сражался за нас! — воскликнула Ингрид. — Он на нашей стороне!
Рейван передвинул ладонь с её головы на губы, чтобы она помолчала. А Лютый толкнул Ингрид в бок.
— Имей приличия, — буркнул он. — Тихо!
— Тебя не спросили! — огрызнулась она.
Рейван стоял не шевелясь. Взгляд его был уставшим, а доспех истерзанным в битве. На волосах, лице и ладонях засохла кровь набулов.
Харальд усмехнулся и положил руку Рейвану на плечо.
— Никогда не видел, чтобы так сражались, — кивнул он. — Ты как зверь. Я рад, что в наших рядах хотя бы один кзорг!
8-2
В жáре и смятении, отчаянии и плаче ночь быстро снизошла на полуразрушенный город. Караулы сменились — и в большом зале снова стало шумно от гула вернувшихся с дозора воинов, требовавших еды и сна. Женщины накормили и разместили их. И вскоре вновь воцарилась тягучая тишина, нарушаемая лишь треском горящих чаш и стонами тех, кто не мог справиться со своей болью.
— Маррей! — раздался голос Тирно из середины зала. — Нужна твоя помощь: здесь парень задыхается!
Рейван очнулся от дрёмы и увидел, как Владычица склонилась над бледным, сотрясаемым конвульсиями юношей. Это был тот самый парень, который приветствовал их с Лютым у колодца в день прибытия в Хёнедан.
Маррей пощупала сердцебиение юноши и придвинула ближе свою лекарскую сумку. Взгляд её был полон нежного материнского сострадания, но руки действовали расчётливо и уверенно. Маррей достала острую трубочку, протёрла её смоченной в прозрачном эликсире тканью и осторожно вставила юноше меж рёбер.
— Не бойся, милый, — сказала она.
В глазах старого Тирно, который сидел подле неё, прочитались недоумение и ужас. А из трубочки с протяжным звуком начал выходить воздух, сдавивший сердце. Юношу перестало трясти, дыхание его выровнялось.
Маррей скоро встала и направилась к следующему раненому: многие жалобные голоса призывали её. Это было её поле боя, и она была стойким воином в битве, где есть лишь боль, страх и отчаяние.
На протяжении всей ночи Владычица Маррей самозабвенно утешала воинов и лечила их раны, обессиленно садясь на пол, когда была на то минута, и вновь поднимаясь, когда кто-то шептал её имя. Её руки, лицо и платье все перепачкались в крови.
С одним воином Маррей провела много времени. Рана была безнадёжна, но Владычица продолжала попытки вернуть на место и сшить кишки, вышедшие наружу из рассечённого живота. Она никого не оставляла без надежды.
Мальчишка-воин с пробитым лёгким хрипел подле Владычицы, словно дитя, сминая её подол. Маррей взяла на колени его голову и запела тихую песнь, поглаживая его по щеке.
Рейван не различал её слов, но перелив грудного бархатного голоса ласкал и убаюкивал и его собственную душу. Маррей приковывала к себе его взгляд и восхищала каждым своим движением, оставаясь при этом недосягаемой.
«Теперь я знаю, что хочу умереть не в бою, — подумал он. — Я хочу умереть у неё на руках».
Ингрид снова вырвало. Рейван схватил тряпицу и вытер девушке лицо, а затем настойчиво влил ей в рот воду.
— Пей, — приказал он. — Пей, а то долго не протянешь.
Рвота не покидала её. Ингрид выглядела бледной: потеря крови и обезвоживание сделали её сухой, как веточка.
Безвольно опустив голову на колени Рейвану, она вцепилась в его руку, словно в единственное, что осталось у неё в темноте целого мира.
— Поспи, — сказал он, поглаживая Ингрид плечи.
— Мне так страшно, — прошептала она. — Набулы не отступят, пока всех нас не убьют, да?