Этти встала. Она была в ужасе. Чайная чашка дрожала на блюдце в её руках.
– Но Ханна не знает об этом соглашении. Это кажется Вам справедливым?
– О, знаете поговорку: «В любви и на войне все средства хороши».
Этти закрыла глаза и простояла так несколько секунд:
– Но, миссис Дайер, вы ведь даже его не любите.
Миссис Дайер это, казалось, немного задело. Жёсткий блеск прорвался сквозь туман.
– Это не важное. Главное, он любит меня.
– Он любит ваши деньги, мадам.
Этти поставила чашку и устремилась прочь из каюты. И только тогда, когда девочка поворачивала дверную ручку, мисси Дайер подошла к ней и мягко коснулась её руки.
– Что такое? – спросила Этти.
– Ты ещё научишься, Генриетта. Ещё научишься.
– Чему я научусь, миссис Дайер?
– Что означает быть женщиной в новом веке, в двадцатом веке.
– Вы хотите сказать, помешанной на деньгах девкой? – девочка выскочила из комнаты.
Этти дрожала от гнева, идя по коридору от каюты миссис Дайер. Она не могла поверить, что сказала это слово: девка. Оно, казалось, ошпарило её рот, но девочка произнесла его и была этим довольна. Она бы повторила его тысячу раз. Этти чувствовала, что её щёки горели, но не от смущения, а от гнева. Нет, не это знаменовало новый век! Ничуть!
– Мисс Генриетта, что-то случилось? – Гастон вывернул из-за угла в конце коридора.
– Нет… нет… – Этти приостановилась. – Хотя, на самом деле, да, Гастон. Случилось нечто ужасное.
– Ох, мисс Генриетта, – казалось, стюард разнервничался, увидев её в таком состоянии. Он огляделся по сторонам. – Пойдёмте со мной.
Этти последовала за ним в маленькую комнатку, увешанную скатертями на стойках, и всё ему начистоту рассказала.
– Теперь вы знаете, что Ханна – моя лучшая подруга, и она хочет выйти замуж за Стэнниша Уитмана Уилера, и… и…
– Он обманывает её с этой богатой леди.
– Да.
– И вы не знаете, должны ли ей рассказать?
– Нет. Не думаю, что она мне поверит. Я и сама в это почти не верю. Хотя, нет, не так, я не верю в это… в это соглашение, о котором говорила миссис Дайер. Ей просто всё равно. А Ханне было бы не всё равно. – Этти не могла вообразить, каково это: быть такой… такой – она пыталась найти слово – бездушной! Да, такой бездушной, как миссис Дайер или Стэнниш. А ведь, если верить «Русалочке», этой гадкой сказке, именно люди обладали душой в отличие от бездушного морского народца. Русалки же были изгнаны с небес и обречены на то, чтобы их косточки сгнили в море. А люди просто возносились вверх, прямиком в райские кущи. Что там говорила глупая бабка-русалка?
Мы не обладаем бессмертной душой, и никогда не будем жить другой жизнью… Люди же имеют душу, живущую вечно, даже после того как их тела обратятся в прах. Они летят вверх, по кристальному воздуху, пока не достигают сияющих звёзд.
«Чушь! – подумала Этти. – Если кто и не заслуживает другой жизни, так это миссис Дайер!»
– Возможно, Ханна узнает об этом сама.
– Но как? Начать с того, что Ханна плывёт третьим классом, и, даже услышь она что-нибудь, как бы мы доказали ей, что это правда?
– Мисс Генриетта, вы, как никто другой, должны знать, что пробраться из первого класса в третий и обратно – не проблема, если есть зубная щётка.
– Да, – девочка слегка наклонила голову. – Но как предоставить доказательства Ханне?
– Смотрите, все – по крайней мере все горничные и коридорные на этой стороне корабля – знают об интрижке между известным художником и богатой разведённой американкой.
– Но не Ханна.
– Потому что не видит, как он входит и выходит из её каюты. Не видит, как время от времени они обнимаются или даже как танцуют на балконе миссис Дайер.
– А вы видели, Гастон?
– Я – нет, горничные.
– Как горничные умудрились подсмотреть, что они танцуют?