2. Хорошее лицо
– Пора идти! – рявкнула Марджори Сноу, войдя в бывшую спальню дочери и увидев мужа, уставившегося на большой кукольный домик. – Я пошлю записку в сиротский приют, чтобы его забрали.
Преподобный Стивен Сноу медленно повернулся к жене. Глаза его горели ледяным пламенем. Он по-прежнему сжимал «Нью-Йорк Таймс» со страшным заголовком: СМЕРТНАЯ КАЗНЬ ДЛЯ ДОЧЕРИ СВЯЩЕННИКА.
– Ты не сделаешь ничего подобного, – сказал он. Его тон был ровным, лишённым всякого выражения.
Марджори почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что случилось со Стивеном? Разве она не пыталась изо всех сил держать хорошее лицо? Им предстояло поменять этот очаровательный дом, жилище приходского священника епископальной церкви святого Луки в Нью-Йорке, на никчёмную маленькую церквушку в Индиане. Она даже не знала, есть ли в этой Индиане епископальная церковь. Ей казалось, что там обитают только индейцы да неотёсанные пионеры, наверняка селящиеся в срубах и землянках. Просто ужасно. Но из двух зол выбирают меньшее. По крайней мере, они отправлялись туда, где нет крупных газет, а значит можно сбросить со счетов ужасные события, недавно произошедшие в их жизни.
– Не понимаю, о чём ты, дорогой. Но хандра уж точно не поможет, – заметила Марджори.
– Поможет? Поможет чему? – плечи его опустились, как будто он начал исчезать под одеждой, съёживаться под кожей.
– Нашему переезду в Индианаполис. Я понимаю, это не самый подходящий приход.
– Единственный человек, которому я хочу помочь, – наша дочь.
– Ты с ума сошёл?
Преподобный склонил голову набок, внимательно посмотрев на жену, прежде чем заговорить. В глазах, угрожая пролиться, стояли слёзы. Но вдруг он встал прямее, пытаясь расправить поникшие плечи:
– Нет, Марджори, я не сошёл с ума. Я хочу помочь нашей дочери Люси.
– Но она не наша дочь. Мы просто взяли её. Из того же приюта, куда отправим этот кукольный домик.
– Какая разница! – его наполненные слезами глаза блестели гневом, которого Марджори никогда не видела. Она шагнула ближе, удивлённая неожиданной реакцией своего обычно спокойного мужа. Между ними оставалось всего несколько дюймов.
– Ты не понимаешь, Стивен, – сказала она.
– Чего я не понимаю, Марджори?
– Она ненормальная. Она… она не человек… она подменыш.
Стивен Сноу моргнул. В его глазах отразилось замешательство. Марджори расслабилась. Сейчас он тоже придёт в себя. Но Стивен посмотрел на жену с чистой ненавистью:
– Думаю, что понимаю, – голос его ожесточился.
– Ч-что… ты хочешь сказать…? – её охватил страх. Он же не мог ничего знать.
– Яд.
– Какой яд? – переспросила Марджори.
– Крысиный. Ты положила яд в сумочку Люси, когда полицейские пришли её арестовать. Это… это… – он пытался справиться со сбившимся дыханием. – Ты подбросила орудие убийства, чтобы во всём обвинили Люси. Но это ты отравила герцога, верно? Ты убила его и переложила вину на собственную дочь. – Он отпрянул он неё, как если бы вглядывался в гадючью яму.
– Но… Стивен… другого выбора не было.
– Не было выбора, – прогремел он. Вдруг преподобный Сноу схватился за грудь и побелел, как полотно. Он шатнулся к жене, подняв одну руку, словно собирался ударить. В тот же момент его глаза закатились, и он рухнул на пол.
Марджори Сноу стояла над ним, как вкопанная. Она прижала руки ко рту, не веря в то, что увидела. Как до этого могло дойти? Что если кто-то слышал Стивена? Возможно, горничная, убирающаяся в соседней комнате, услышала, как он обвинил её в убийстве? Холодный страх охватил Марджори. Она посмотрела вниз, на мужа: язык высунут изо рта, словно он ещё не всё сказал. Уже не скажет. Не сможет. Слова медленно крутились в мозгу. Мой муж умер… мой муж знал… но я в безопасности.
Перед Марджори Сноу, казалось, открылся новый мир: вдова безвестного епископального священника. В безвестности были свои преимущества – особенно для убийцы. «Хотя это было не совсем убийство», – подумала она. Во всяком случае, у неё будет аннуитет. Она может куда-нибудь переехать, возможно, за границу. Может начать всё сначала.
Она посмотрела вниз, на Стивена. Лицо умершего исказила ужасная гримаса. Как полагается сообщать о смерти? Нет, не сообщать. Лучше она пойдёт и позовёт горничную, сказав, что преподобный вдруг просто упал. «Сердечный приступ», – подумала она, глядя вниз, на своего мужа. Его рука по-прежнему покоилась на груди, словно пытаясь удержать взбунтовавшееся сердце. Вторая рука безвольно лежала на полу.
Возможно, она должна положить вторую руку так, чтобы казалось, будто он пытался унять расшалившиеся лёгкие. Марджори нагнулась, аккуратно приподняла руку, а потом положила так, чтобы одна лежала поверх другой.