– Вот так! – чуть слышно выдохнула она.
Такой же тихий вздох частенько издавала её мать, вытаскивая идеально удавшийся пирог из духовки.
3. Мы плаваем по ночам
Финеас Хинсслер сидел, ссутулившись, на полу парусной мастерской, уставившись в пространство перед собой и чувствуя себя парализованным. С ним никогда не случалось такого, чтобы он не мог чего-то исправить. Если лодка, которую он построил, давала течь, её всегда можно было залатать. Если парус был неверно скроен, его можно было перекроить. Если руль был плохо сбалансирован, его можно было переставить. Но это: приговор к смертной казни через повешение – было неисправимо. Фин чувствовал, как тонет в горе и разочаровании.
Рядом лежала брошенная им газета со страшным заголовком и фотографией Люси, выводимой из здания суда. Её подбородок был приподнят, она смотрела прямо перед собой.
Как будто дерзила фотографам, словно говорила: «Посмотрите на меня!». Фин думал о том, как жизнь изменилась после откровения Мэй, признавшейся, что они с сёстрами «не совсем люди», как та боялась его отвращения.
Но, глядя на Люси, он чувствовал только гордость. Не совсем человек! Она была самым человечным созданием, которое он когда-либо встречал. Как вообще можно измерить человечность?
«Не совсем люди», Мэй прямо так и сказала, придя на верфь в тот страшный день, когда Люси арестовали. Фин не мог вспомнить, что сказал в ответ.
У парня почти что закружилась голова: рассказанное Мэй Плам, стоящей перед ним, сбивало с толку. Как он умудрился ни разу не заметить сходства между Люси и Мэй? Мэй, конечно, жила на Эгг-Роке с отцом, хранителем маяка Гаром Пламом, и его странной женой, Хепсибой. Семья вела затворнический образ жизни и не только из-за естественной изоляции. Так что случаев, когда пути Фина и Мэй могли бы пересечься, было не так уж много. К тому же Мэй с Люси не были точными копиями друг друга. Мэй, стоящая перед ним в тот день, больше походила на немного размытое изображение Люси. Пока Фин пытался осознать услышанное, Мэй заявила, что есть ещё и третья сестра – Ханна, работающая прислугой в Глэдроке. Это тоже оказалось для него новостью.
– И каждая из вас… не совсем человек? – переспросил он. Мэй молча кивнула. – Но что это значит?
– Мы – дочери моря.
Фин вспомнил, как зашевелил губами, пытаясь повторить эти слова, словно вернулся в начальную школу и учился читать, разбирая буквы в азбуке.
– Русалки, – пояснила она. – Из моря.
– Н-но, что это значит? Ты сейчас здесь. И живёшь на Эгг-Роке – не в море. – Он выглядел озадаченным. А Фин не привык быть озадаченным. Дни напролёт он проектировал яхты: вычислял силу ветра и предельную скорость; водоизмещение и формулы ватерлинии.
Но не было ни одной формулы, что подошла бы к тому, что Мэй так спокойно объясняла:
– Мы плаваем по ночам.
– Многие люди плавают.
– Не как мы. – Произнеся эти три простых слова, она как будто засветилась. А потом пустилась объяснять, как меняются их тела. Как ноги сливаются в длинные мерцающие хвосты. Как они плавают на огромные расстояния.
– Отсюда и до отмели Нантакет за одну ночь? – пробормотал Фин себе под нос, а потом посмотрел на девушку: – С какой скоростью?
– Быстрее, чем «Прути».
«Элизабет М. Прути» – прибрежный пароход, плавающий из Бостона в Бар-Харбор и дальше.
– Этого не может быть. «Элизабет М. Прути» даёт восемнадцать-девятнадцать узлов.
– Мы можем сорок против течения.
У Фина отвисла челюсть. Парень пытался соотнести образ девушки, стоящей перед ним, одетой в простое муслиновое платье, явно не раз перелицованное, и выцветшую шаль, с тем образом, что она только что описала. На ней были стёртые ботинки, левый прохудился на пятке. Он силился вообразить мощный хвост, рассекающий бурное море. Такое же таинственное превращение произошло и с Люси, и с их сестрой Ханной. Мэй же говорила про плавание за сто семьдесят миль на отмель Нантакет так, будто рассказывала о прогулке по парку. Затем девушка сказала кое-что ещё:
– Люси умрёт не от петли палача.
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Фин.
– Она умрёт, потому что не плавает, – решительно ответила Мэй.
– Я… я… н-не понимаю, – он покачал головой, и Мэй пришлось отвести взгляд. Боль, отразившаяся на его лице, была невыносимой.
– Это трудно объяснить, но чем старше мы становимся, тем нам физически тяжелее находиться вдали от моря. Сейчас я и сама это чувствую. Настанет время, когда Люси, я и Ханна должны будем выбрать между сушей и морем.