— Ты чего? — возмутился Роман. — Отравить нас хочешь?
— А может, так и надо? Ты девицу полюбил, а тебе не положено, я склянку вылил, а мне не положено, князь епископу перечит, а ему не положено. Вот бы нас всех и отправить на тот свет.
— Молчи, дурак, — сказал Роман устало, — лучше бы приворотного зелья накапал, чем бездельничать.
— Нет! — воскликнул шут, подбегая к столу и запрокидывая голову, чтобы поближе поглядеть на Романа. — Не пойму тебя, дяденька, и умный ты у нас, и способный, и славный на всю Европу — на что тебе княжна? Наше дело ясное — город беречь, золото добывать, место знать.
— Молчи, смерд, — сказал Роман. — Мое место среди королей и князей. И по роду, и по власти. И по уму!
Отрок глядел на Романа влюбленными глазами неофита.
— Сделанное, передуманное не могу бросить. Во мне великие тайны хранятся — недосказанные, неоконченные. — Роман широким жестом обвел подвал.
— Значит, так, — сказал шут, подпрыгнув, посмеиваясь, размахивая склянкой, бесстыжий и наглый, — значит, ты от девицы отказываешься, дяденька, ради этих банок-склянок? Будем дома сидеть, банки беречь. Пока ландмейстер с мечом не придет.
— Но как все сохранить? — прошептал Роман, уперев кулак в стол. — Скажи, как спасти? Как отсрочку получить?
— Не выйдет, дяденька. Один осел хотел из двух кормушек жрать, как эллины говорили, да с голоду помер.
Роман достал с полки склянку.
— Ты все помнишь?
— Если девице дать выпить три капли, на край света пойдет. Дай, сам отопью. Романа полюблю, ноги ему целовать буду, замуж за него пойду…
Отрок хихикнул и тут же смешался под взглядом Романа.
— Хватит, бесовское отродье! — взорвался чародей. — Забыл, что я тебя из гнилой ямы выкупил?
— Помню, дяденька, — сказал шут. — Ой как помню!
— Все-таки он похож на обезьяну, — сказала Анна. — На злую обезьяну. В нем есть что-то предательское.
— Боярин, — сказал жилистый мужчина, — а что с огненным горшком делать?
— Это сейчас не нужно, Мажей, — сказал Роман.
— Ты сказал, что и меня пошлешь, — сказал Мажей. — Божии дворяне весь мой род вырезали. Не могу забыть. Ты обещал.
— Господи! — Роман сел на лавку, ударился локтями о стол, схватил голову руками. — Пустяки это все, суета сует!
— Господин, — сказал Мажей с тупой настойчивостью, — ты обещал мне. Я пойду и убью епископа.
— Неужели не понимаешь, — почти кричал Роман, — ничем мы город не спасем! Не испугаются они, не отступят, их вдесятеро больше, за ними сила, орден, Европа, Магдебург, папа… Конрад Мазовецкий им войско даст, датский король ждет не дождется. Вы же темные, вам кажется, что весь мир вокруг нашего городка сомкнулся! Я и башню жечь не хотел… Вячко меня прижал. Лучше смириться, ордену кровь не нужна, орден бы князю город оставил… Неужели вам крови мало?
— Ты заговорил иначе, боярин, — сказал Мажей. — Я с тобой всегда был, потому что верил. Может, других городов не видал — наши литовские городки по лесам раскиданы, но, пока орден на нашей земле, мне не жить. Мы орден не звали.
— Бороться тоже надо с умом, — стукнул кулаком по столу Роман. — Сегодня ночью они на приступ пойдут. Возьмут город, могут нас пощадить. Если мы поднимем руку на Альберта — они всех нас вырежут. И детей, и баб, и тебя, шут, и меня…
— Я убью епископа, — сказал Мажей.
— А я, дяденька, — сказал шут, — с тобой не согласен. Волки добрые, а овец кушают.
— Молчи, раб! — озлился Роман. — Я тебя десятый год кормлю и спасаю от бед. Если бы не я, тебя уж трижды повесили бы.
— Правильно, дяденька, — вдруг рассмеялся шут. — Зато я иногда глупость скажу, умные не догадаются. Рабом я был, рабом умру, зато совесть мучить не будет.
— Чем болтать, иди к княжне, — сказал Роман жестко. — Дашь ей приворотного зелья. Так, чтобы старуха не заметила.
— И это гений, — вздохнула Анна.
— А что? — спросил Кин.
— Верить в приворотное зелье…
— Почему же нет? И в двадцатом веке верят.
— Иду, — сказал шут, — только ты к немцам не убеги.
— Убью. Ты давно это заслужил.
— Убьешь, да не сегодня. Сегодня я еще нужен. Только зря ты епископа бережешь. Он тебе спасибо не скажет.
Шут подхватил склянку и ловко вскарабкался вверх.
Мажей вернулся к печи, помешивал там кочергой, молчал. Роман прошелся по комнате.
— Нет, — сказал он сам себе, — нет. Все не так…
Отрок присел у стены на корточки. Роман вернулся к столу.
— Может, пойти за шутом? — спросила Анна.
— Мне сейчас важнее Роман, — сказал Кин.
— Поди сюда, Глузд, — сказал Роман, не оборачиваясь.